Кто написал умом россию не понять аршином: Умом Россию не понять… — Тютчев. Полный текст стихотворения — Умом Россию не понять…
Умом Россию не понять… — Тютчев. Полный текст стихотворения — Умом Россию не понять…
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
- Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
- Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура. РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all. culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
Умом Россию не понять — Тютчев: Стихотворение Федора Ивановича Тютчева полностью
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Анализ стихотворения «Умом Россию не понять» Тютчева
Ф. И. Тютчев значительную часть своей жизни провел за границей в качестве дипломата. При этом он писал стихотворения, описывающие красоту русской природы, удивительно точно воспроизводя по памяти самые незначительные детали. Многих удивляла эта способность поэта. Ответом Тютчева можно считать небольшое философское стихотворение, написанное в 1866 г.
Стихотворение «Умом Россию не понять» очень часто цитируется. Первая строчка стала крылатым выражением для обозначения особого русского пути развития. Примечательно, что такую оценку своей стране дал опытный дипломат, прекрасно знающий европейские страны. В момент написания стиха в России прошло всего пять лет с указа об отмене крепостного права. Одновременно проводились масштабные реформы во всех основных областях общественной и государственной жизни. Российская судебная система за короткое время стала одной из самых прогрессивных и гуманных в мире. Однако самые передовые технологии и идеи соседствовали с вековым бездорожьем, нищетой и неграмотностью.
Этот контраст дает Тютчеву основание утверждать, что развитие России всегда идет по своим особым законам, которые недоступны логическому анализу европейца. Да и сами русские не понимают этих законов, отдавая все воле Божьей. На протяжении веков в России складывался уникальный национальный характер. Главная особенность русского человека – поступать не в соответствии с требованиями ума, а по велению сердца.
«В Россию можно только верить» — очень глубокая фраза, неоднократно подтвержденная всей русской историей. С момента образования Древнерусского государства наша страна была постоянным объектом нападок для разных «великих завоевателей». Нищая голодная Россия с необъятными природными ресурсами представлялась легкой добычей. Где эти завоеватели? Вроде бы уже поставленная на колени страна, ждущая последнего решительного удара, находила в себе силы и давала такой сдачи, что русские войска доходили до Парижа и Берлина. Единственным спасением русского народа была безграничная вера в свою Родину, позволяющая с голыми руками идти на танки и побеждать.
Россиян упрекают в том, что они никак не могут сформулировать свою национальную идею. Стихотворение Тютчева дает свой ответ на это. Национальная русская идея живет в душах всех россиян, она не может быть выражена в словах, а тем более в каких-то логических системах.
«Умом Россию не понять…»
Виктор Ерофеев: Наши гости – редактор отдела культуры журнала «Огонек» Андрей Архангельский, историк Михаил Давыдов, режиссер Александр Зельдович. Тема нашей сегодняшней передачи – «Умом Россию не понять». Понятно, о чем речь идет. Россию не понять, а вот о чем речь идет – понятно. Мы поговорим на тему, которая очень близка вообще всей нашей уже четырехлетней программе «Энциклопедия русской души», потому что «умом Россию не понять» и «русская душа» – это вещи неразрывные. Так что вернемся как бы к истокам нашей передачи. Как вы думаете, можно ли понять сегодняшнюю Россию? Напомню, что это хрестоматийное стихотворение Тютчева. На эту тему не так давно в Москве прошла конференция в Библиотеке иностранной литературы, было собрано много народу разных политических ориентаций.
Александр Зельдович: Я всегда воспринимал это четверостишие как достаточно саркастическое высказывание. Например, его можно обыграть, поменяв Россию на какую-то другую страну. Тогда будет звучать так, например: «Умом Великобританию не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать, в Великобританию можно только верить».
Михаил Давыдов: В британцев можно только верить.
Александр Зельдович: Да, но это по рифме, а так лучше… или «умом Румынию не понять, аршином общим не измерить. У нас особенная стать, в Румынию можно только верить».
Михаил Давыдов: В румынов можно только верить.
Александр Зельдович: Если так поменять, то как бы смысл делается явным и выплывает определенный сарказм и ирония. Потому что если это воспринимать буквально как некое лирическое высказывание, то начинает просвечивать такой определенный идиотизм. Но за этим высказыванием возникает масса вопросов, связанных с неосознанностью и неотрефлексированностью, какой сегодня является наша страна.
Виктор Ерофеев: Наша ментальность одновременно.
Александр Зельдович: Да, естественно. С неотрефлексированностью ее истории, с неотрефлексированностью ее сегодняшнего состояния, с определенным невежеством, с последующей из такого невежества любовью к иррациональным объяснениям и определенной массовой параноидальности и так далее. То есть, вообще сказать, как бы тема неисчерпаемая, на мой взгляд.
Виктор Ерофеев: Тема действительно неисчерпаемая. И сразу много звонков. Леонид Владимирович нам звонит из Москвы. Леонид Владимирович, можно ли Россию понять умом?
Слушатель: Вот, Виктор, я с этим вопросом и звоню. И мне хотелось бы, чтобы вы ответили на прямой вопрос с прямым ответом все сегодня присутствующие у вас в студии. Как они думают, можно ли понять Россию умом или нельзя?
Виктор Ерофеев: Хорошее рассуждение, Леонид Владимирович. Действительно, мы здесь по этому поводу и собрались. Сразу скажем, что человек – то мнение по этому поводу. Мы не придем к единой позиции, тут не подверстаемся, потому что у нас тоже и здесь в студии да и вообще нет общего аршина. Но тем не менее… Кстати, тут тоже интересно слово «аршин». Аршин то, кстати, никогда не был общим, потому что это русское понятие. Аршин то совсем не европейское. Там меряют сантиметрами и метрах.
Михаил Давыдов: По-моему, вы как раз подошли к центру тяжести, потому что, конечно, диапазон ситуации, когда мы вспоминаем это высказывание, очень широк.
Виктор Ерофеев: Это точно, это вы абсолютно правильно говорите. По-разному воспринимаются эти слова.
Михаил Давыдов: Конечно, иногда это воспринимается, как жена алкоголика встречает мужа в известном состоянии. Ничего нового он ей не сообщит. Но мне кажется, что будет что-то понятнее, как раз если мы от аршина перейдем к метрам. Дело в том, что не понять умом западным. Вот западным умом Россию не понять действительно. И мне кажется, что есть для этого совершенно точные исторические основания. А Тютчев как раз, по-моему, говорил без иронии. Я в конкретной ситуации Тютчева, когда это было написано, я не вижу, строго говоря, идиотизма.
Александр Зельдович: Его это примиряло с действительностью. То, что он видел, его не устраивало. Потому что Тютчев был человек не западный, но с западным уже умом.
Виктор Ерофеев: И западной жизнью.
Михаил Давыдов: Да, и западной жизнью
Александр Зельдович: Он придумал хороший рецепт примирения с действительностью, которой все стали пользоваться.
Михаил Давыдов: Тогда еще была надежда.
Виктор Ерофеев: Миша, вот это очень важно, что вы сказали. То есть, на ваш взгляд, Тютчев сказал о том, что западные умы не могут понять Россию.
Михаил Давыдов: Вот человек западной культуры. Почему всегда русские люди 18-го века, ездившие на Запад, Балтин, Фонвизин… Вся Европа похожа друг на друга. Вот куда ни приедешь – все везде одно и то же. Дело в том, что западная культура так развивалась исторически, что для нее определенный прагматизм, рациональность как в частной жизни, так и в принятии государственных решений (намеренно беру такой широкий диапазон, в который укладывается все остальное) – это вещь достаточно понятная, это веками воспитывалось. Нам это осознать чрезвычайно трудно, поверьте, даже специалистам. Люди, которые действительно выросли на Западе, им это понять проще. А у нас этого часто и профессионалы не очень понимают. И вот тот факт, что Россия начала приобщаться к западной цивилизации, но не пошла по этому пути последовательно, пусть не совсем до конца, но до какого-то важного момента, это, конечно, и рождает ту безумную иррациональность и в нашей частной жизни до сих пор, потому что мы этот путь и не прошли. И я не знаю, когда пройдем, и пройдем ли. И в сфере принятия государственных решений тоже всегда мы найдем какие-то моменты, которые зачастую очень благородны, зачастую это благородство исходит от людей, от которых сроду этого не ждешь.
Можно представить, чтобы Черчилль сделал то, что сделал Сталин? Сейчас по «Пятому каналу» ленинградскому транслируют фильм «Природа, которая изменила войну» о сражении в Арденнах, когда Модуль двинул союзников слегка, и они в панике прибежали к Сталину, готовилось наступление на Берлин, и Сталин на две недели раньше начал наступление без поддержки авиации, без ничего. На две недели раньше начать наступление – сколькими сотнями тысяч жизней наша страна за это заплатила? В Арденнах погибло (видит Бог, всех жалко) 18 тысяч союзников. Для них это катастрофа. Сталин позволил себе такой широкий жест. Черчилль себе таких жестов не позволял. Сколько их ни пинали за то, что они не торопятся открыть второй фронт. Здесь примеров из любого века можно найти.Виктор Ерофеев: Бесконечное количество. А на ваш собственный взгляд, можно ли понять Россию умом?
Михаил Давыдов: Каким? Да нет, конечно. Потому что у нас у всех присутствующих и большей части отсутствующих западное воспитание. То есть мы уже не люди 18-го века и даже не первой половины 19-го. Конечно, у нас есть какая-то… Прагматичности, к сожалению, нет.
Виктор Ерофеев: Понятно. Наталья нам звонит из Москвы.
Слушатель: Виктор, какая замечательная тема. Дело в том, что то, что касается Тютчева, я буквально была поражена его биографией, которая как раз и говорит о том, что он в попытке быть западным обрел катастрофу духовную и душевную. У него были жены – иностранки, он восхищался этой природой, которая в конце жизни ему вдруг стала казаться кричащей, чересчур шикарной. И сестра уже, когда он остался в России, кому-то на призыв приехать кому-то говорила, что вряд ли он уже уедет. Но его слова потрясли, что пройдя всю эту западную мишуру, он сказал, что «а вот теперь за степь цвета мужицкого тулупа под кустом, загнуться в который можно, жизнь отдам». Поэтому дальше идут слова «в Россию можно только верить». Так вот, я верю в Россию. И то, что пытаются сейчас навязать – «родина там – где хорошо», она сработает на время для какого-то непросвещенной, не продвинутой, заблудшей части народа. И, кстати, Сталин, его дочь свидетельствует, воздевал руку к небу, будучи парализованным, и она читала по его губам «Бог». Нельзя отказывать даже в последнюю минуту человеку, который прозрел и пришел. А Черчилль ненавидел, кстати, Россию всеми фибрами. Поэтому в Россию можно только верить, Россия поднимется, несмотря на 70 лет ига большевистского, на разрушенные храмы, которые сейчас невероятно взрастают и на лже-православии, которое процветает. Мы все все поймем. И мы живем в одной стране, и мы все ее дети. Раз мы здесь родились, мы – русские все по культуре, мы можем блуждать, искать, но мы все придем к этому кустику.
Виктор Ерофеев: Наташа, спасибо, замечательный монолог. Дело в том, что эта точка зрения, которая у нас часто возникает по поводу того, что именно мы такие уникальные, такие, как мы, больше нет. И действительно, можно сказать, что если уж есть смысл в этих словах «умом Россию не понять», то это смысл в том, что здесь происходит столкновение ценностей, и каждый из нас является полем этого сражения. Сегодня один комплекс ценностей превалирует, допустим, комплекс не европейского порядка. И мы отодвигаемся от Европы, в какой-то момент мы вдруг приближаемся, движемся куда? В какие-то такие степи, в те самые степи далекие, в которых надо, прямо сказать, Европа не ночевала. Хорошо это или плохо – это другой вопрос. Умом Россию не понять – эта тема, конечно, бесконечная. Об этом написано огромное количество произведений. Мы сегодня подумаем, а почему нельзя понять и сегодняшнюю Россию. И насчет веры в Россию. А можно ли вообще верить в государство? Или Россия здесь что в данном высказывании Тютчева – государство или страна? Андрей, «умом Россию не понять» — страну не понять, государство не понять? Что вкладывается?
Андрей Архангельский: Он имел в виду, конечно, дух, общее настроение. Но если мне будет позволено сказать, я должен признаться, что я с детства не понимал, почему вокруг вообще этого четверостишия такая идет полемика и такое обсуждение. Сейчас, послушав высказывания, я подумал, на этой пресс-конференции, которую вы упоминали, какая-то очень мудрая женщина, преподаватель из МГУ сказала: «Собственно, ответ в самом стихотворении, в его логике». Если есть слово «ум» и есть слово «понять», то можно сделать логический вывод, что умом вообще никак нельзя иначе отреагировать, кроме как понять. А понять можно все. То есть если речь идет о понимании и если речь идет об уме, понять можно все. Другое дело, что, скажем, в отношении России, с этим сталкивается всякий человек, живущий здесь, он сталкивается с отсутствием рациональности или, наоборот, с присутствием какой-то жестокой рациональности, ничем не объяснимой. Я думаю, что в этом смысле Россию так же можно понять, как может понять психотерапевт тяжелого психически больного. Но вот по Фрейду знаменитое произведение Зощенко «Перед восходом солнца», где он сам хотел, пользуясь фрейдистскими методами докопаться до самого детства, все фобии нужно искать в детстве, все комплексы нужно искать в детстве. Вот так психотерапавет, психолог должен раскапывать, раскапывать. А что у вас было в 1970 году? Понятно. Что у вас было в 1949 году? А в 1937 году что у вас было? Давайте докапываться. Александр Исаевич Солженицын написал про 1917 год десять томов. Извините, это вообще очень трудно осилить. А что тогда случилось? Давайте раскапывать все вместе. Но, господа, хватит причитать «не понять, не понять…», хватит ходить с этими завываниями. Давайте понимать, давайте раскапывать. Причем я тоже противник какого-то уж излишнего рационализма типа «нет тут никакой загадки, все просто, все как по писаному», давайте по-западному сейчас все разложим. Нет, так тоже нельзя. Но нужно стараться понимать, нужно раскапывать.
Виктор Ерофеев: «А что в нас непонятного?» — пишет Александр. «Можно понять, если отменят крепостное право», — это у нас Ваня Жуков пишет. Видимо, человек, который нашел себе правильный псевдоним. Олег из Москвы нам звонит.
Слушатель: Тютчев, как известно, писал огромное количество эпиграмм на своих начальников и сослуживцев, он был довольно ядовитый, судя по всему, человек. Иногда у меня тоже возникает вопрос о наших начальниках, потому что знаете историю, когда в Лондоне Литвиненко ненароком проглотил полоний. И все ссылались, что есть такая книжка, совместная с Фильштинским «ФСБ взрывает Россию». Недавно я взял сборник статей, посвященных книге Суворова «Ледокол». Смотрю, там две статьи этого самого Фильштинского. И вот меня интересует в связи с этим такой вопрос: умом нельзя понять все население России? Или это специфически относится к здешнему начальству?
Виктор Ерофеев: Вот это можно как раз спросить нашего историка. Начальство не понять умом?
Михаил Давыдов: Нет, отнюдь. Я думаю, что все несут свою долю непонимания, тяжелый груз. Иногда он в рюкзак уложенный, иногда просто, как бревно тащат балансиром. Начальство в 1861 году освободило 26 миллионов крестьян от крепостного права, мужчин, с женщинами – в два с половиной раза больше, и дало им новую жизнь. А интеллигенция, которая вовсе не начальство, мечтала их загнать обратно в крепостное право и загнало в 1920-х годах. И говорить, что интеллигенция была очень разной, под интеллигенцией я имею в виду политически ориентированную часть образованного класса. То есть не все русские люди образованные относились к интеллигенции. Это терминология того времени, столетней давности. Россия, слава Богу, развивалась не так плохо, хотя даже в начале 20-го века в России один гимназист среди учащихся средней школы приходился примерно на 560 человек, во Франции – примерно на 300, в Англии – примерно на 200, в Пруссии – на 122, а в Штатах – на 83. И отсюда, как вы понимаете, можно много чего вывести.
Виктор Ерофеев: «Чувство уникальности, — пишет Анатолий, — есть естественное ощущение каждой нации и личности. Можно перечислять, Польша, Украина и так далее».
Не подписавшийся человек пишет: «Кто, кто, но хохлы Россию никогда не поймут. Особенно западенцы, они настолько не любят русских». Да совсем это не так. У меня книжка во Львове вот вышла на украинском, я приезжал во Львов, встречался со студентами, с интеллигенцией львовской. Абсолютно это неправильно. А кто кого не поймет – это уже вопрос более тонкий, потому что мне кажется, что действительно тут и Шпенглер прав и не прав в том смысле, что, конечно, одна ментальность довольно трудно понимает другую. Так можно сказать, что и женщины мужчин не понимают или наоборот. Что, Саша, ты думаешь по этому поводу?
Александр Зельдович: Я просто хотел добавить к тому, что сказал Андрей по поводу возможного психоанализа. Я в далекой юности, до кино, занимался психотерапией. Если спародировать это стихотворение, просто поменяв название страны на женское имя, то получится примерно следующее: «Умом Наталью не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать, в Наталью можно только верить». Возникает яркий образ взбалмошной, непредсказуемой, инфантильной, истерической женщины. На самом деле, классической пациентки именно во фрейдовском смысле. Вот такая классическая истеричка конца 19-го века, на чем он, собственно, вырос.
Виктор Ерофеев: Это как раз то время, когда молодой Бердяев наблюдал, а потом написал, что у России женская душа. Виктория Матвеевна нам звонит из Москвы. Ваше мнение?
Слушатель: Мне кажется, чтобы лучше умом понять хотя бы чуть-чуть Россию, нужно учитывать то, что сказал наш великий физиолог Иван Петрович Павлов в 1904 году, когда он получал Нобелевскую премию. В речи своей он сказал, смысл его речи таков, что русский, российский народ исключительно внушаем, и в этом его самость. Я не знаю, как при Тютчеве было, но сейчас это, по-моему, совершенно точно.
Виктор Ерофеев: Замечательно! И у вас очень, надо сказать, радиоапильный голос, звоните нам почаще.
Александр Зельдович: Внушаемость – это одна из характеристик истерической натуры. Это одно из качеств истерии.
Виктор Ерофеев: Дело в том, что когда говорят «умом Россию не понять», здесь Михаил Давыдов правильно сказал. Во-первых, не понять Россию с Запада, это большая проблема. Чем больше я туда езжу, к сожалению или к счастью, мне там приходится бывать очень часто в связи с выходом книжек, то я могу сказать, что действительно, переезжая через Бук, уже в Польше ты попадаешь в ту среду, где Россия воспринимается как очень далекая, чужая страна, интересная, но понимание очень слабенькое. Потому что в России, конечно, господствует европоцентризм. Там люди считают, что Европа – это высшее достижение цивилизации. Может быть, считают и с полным основанием, с их точки зрения. Но что слабость культуры нашей цивилизации заключается в том, что мы недостаточно похожи на них. И поэтому критика, которая идет в наш адрес, именно с этим связана. Есть и другая, уже не западная, точка зрения на нас.
Если исходить из этой формулировки, она, кстати, сегодня выражена Сергеем. Сергей, на мой взгляд, вы совершенно правы, господа, очень удобная формулировка для нынешней власти. Сергей имеет в виду эту формулировку. «Под нее можно списать любые неправедные законы и действия, обвинив кого угодно и в чем угодно. К примеру, в экстремизме или отправить стариков на дожитие. А если нет понятия, чем и как живет народ, это беда». Действительно, я с этим согласен.
Я бы хотел только вот что сказать. Россию, Михаил, всегда было трудно понять?
Михаил Давыдов: Я бы хотел здесь уточнить, что если Россия, страна живет в своей системе ценностей, Россия допетровская жила в своей системе ценностей.
Виктор Ерофеев: Совершенно верно.
Михаил Давыдов: Как жила одновременно Персия в своей системе ценностей, Индия, еще не завоеванная Англией, Китай и так далее. Когда страну, в которой существовала веками своя система ценностей, начинают вносить другие ценности, ведь Петр совершенно, ведь когда он принимал то, что ему нужно было с Запада, оружие, армию, прежде всего технические навыки, он совершенно не думал, почему у Запада такие достижения, а у нас их нет? Какое-то время можно было жить на той инъекции, которую сделал Петр. И действительно, более ста лет страна на этой инъекции технической прожила, сохраняя крепостное право. Между прочим, через 18 месяцев после свержения Москвы русская армия бодро вступила в Париж. Замечу, в Берлин вступили гораздо позже, чем через 18 месяцев. Правда, и Берлин ближе. Конечно, война была немножко другая, тем не менее… А вот Крымскую войну уже с петровской инъекцией, то есть когда пересаживаются достижения технические, но сохраняется крепостное право, сохраняется самодержавие, и один процент дай Бог населения дворяне был раскрепощен через 100 лет после Петра, и то условно. Конечно, приходит Крымская война, и выясняется, что на крепостной мануфактуре ни паровоза, ни парохода не построить. Значит, надо что-то менять. Меняют. Освобождают крестьян. И при этом так освобождают, что реально вся пореформенная история крестьянства, до Столыпинской реформы, это второе издание крепостничества. Я цитирую Маркса. Маркс по другому поводу с Энгельсом об этом говорили про второе издание. Но реально те возможности, которые давали великие реформы, действительно великие, можно как угодно относиться к Александру Второму, но не было храбрее человека и государственнее, чем он, на мой взгляд, по крайней мере, после Петра. Как эти возможности были использованы? Отвратительно. Это понимается умом? Конечно. Умом же это не понять. Все было дано.
Виктор Ерофеев: То же самое можно сказать, какие были возможности и какие возможности предоставил наш народ в конце 80-х годов, который поверил в перемены, и что мы получили? Бесконечные компромиссы, страхи, боязни.
Александр Зельдович: Потому что народ от крепостничества, Виктор, не отошел. Народ 75 лет…
Андрей Архангельский: Это смело, конечно. Но у меня есть ответ. Я предлагаю копать еще глубже, потому что я вот сейчас слушаю с ужасом Михаила и понимаю, что действительно он совершенно прав. Россию могла спасти отмена крепостнического права. Но как это глупо было все сделано. Значит, нужно копаться дальше.
Михаил Давыдов: Сделано было не глупо, реализовано.
Андрей Архангельский: Реализовано, да. И ведь все то же самое произошло в 90-е годы. Ровно так же глупо.
Виктор Ерофеев: Повторилось. Так почему же тогда глупость выходит на первый план?
Андрей Архангельский: Я предлагаю копать еще глубже, собственно говоря, апеллирую к Чаадаеву, к его знаменитой…
Михаил Давыдов: Петру Первому нужно было себя клонировать в пяти экземплярах с тем, чтобы поддерживался уровень образования.
Андрей Архангельский: Чаадаев в своих философических письмах вот что считал: вечная проблема России, по крайней мере, давняя проблема России – это отсутствие четких нравственных представлений, отсутствие нравственного стержня, который на Западе, допустим, сопровождался, был долгое время подкреплен религией. Время, когда человек нащупал этот стержень, и был чрезвычайно подкреплен верой. В России этого не произошло. Вот это отсутствие этого стержня, происходит бесчеловечное отношение к своим согражданам, потому что, как я догадываюсь, реформа 1861 года бездарно проводилась, потому что чиновники, которые задумывали ее реализацию, им было по фигу на то, как это все произойдет, им было по фигу на народ.
Михаил Давыдов: Ой, нет, нет. Ну что вы? Вы глубоко не правы. Это делали люди, искренне любящие Россию, люди высочайшего образования, культуры. У них было время. Это были реформы хорошо подготовленные. То есть нет времени об этом говорить, но и наделы были урезаны не так, как нас учили в школе.
Виктор Ерофеев: Лучше, чем нас учили?
Михаил Давыдов: Понимаете, кто будет освобождать, ухудшая условия жизни? Это смешно. Вы знаете, там есть любимая тема – голодный экспорт хлеба из России. Вот если эту народническую идею довести до логического конца, то получается, что приоритетной задачей правительства Российской империи была задача отправить как можно скорее на погост собственное население путем голодного экспорта, в частности. Это все у нас агитки, идущие от оппозиционной публицистики, литературы 1860-1910-х годов, которые, естественно, советская историография подхватила, потому что это оправдывало всю революцию. Реформа дала все возможности перейти от общинного хозяйства к подворному, а затем и к частной собственности. То есть то, что 40 с лишним лет спустя, наконец, и то из-за революции 1905 года, хотя реформа была до революции подготовлена. Витте бился лбом об стенку, Столыпин начал проводить и чрезвычайно успешно, опять-таки не как в учебниках часто пишут. Так что те реформаторы – это были большие люди. Интеллигенция тормозила.
Виктор Ерофеев: Нам звонит Александр из Санкт-Петербурга.
Слушатель: Спасибо за тему. Все-таки хотелось вернуться к тексту Тютчева, Тютчев не был фрейдистом, Тютчев был православным. Можно говорить, как Мережковский, о буддизме, о протестантизме. Я хорошо знаю все тексты Тютчева, контекст такой, что в Россию можно только верить, как в Бога. Вот весь смысл. Бог – это вещь, рационально непостижимая, непостижимая самим мироустройством. Зачем такой совершенный творец создал и вообще зачем ему было создавать такой несовершенный мир, если в нем есть полнота и все. И второй вопрос по поводу Черчилля. Все наши беды – от собственной миграции. Черчилль был не менее кровав по отношению к Сталину. Давайте посмотрим, первые бомбардировки мирного населения в колониях.
Виктор Ерофеев: Мы все-таки говорим про Россию, а не про Черчилля. Сделаем передачу про Черчилля, будем говорить.
Александр Зельдович: Кстати, насчет непонимания Бога. Кант вывел прекрасную формулу: Бог – то, что нельзя понять, но можно понять его необходимость. Его непонимание тоже есть в своем роде рациональная вещь. Так что все можно понять, мне кажется.
Виктор Ерофеев: Госпожа Савельева пишет: «Действительно, умом Россию не понять. С классиками не поспоришь, ни с Тютчевым, ни с Гоголем, ни с Пушкиным. Очевидно, просвет умственного в большом смысле в народе не будет, судя по тому, что народ не хочет демократии, свободы, мыслит тоталитарными категориями». Тоже такие социальные представления. Я бы хотел немножко глубже заглянуть, госпожа Савельева, в эту тему. Дело в том, что если мы возьмем такое представление, как русскую ментальность или русскую душу, то мы увидим, что русская душа богата очень воображением. Действительно, фантастическое воображение, фантастическое умение описывать и воспринимать художественно. Мы вообще художественная такая нация. С другой стороны, когда смотришь, как мы сами себя воспринимаем, то явно чувствуется, что не хватает анализа. Ровно именно «умом Россию не понять», может быть, тут не с точки зрения Запада, а с точки зрения того, что у нас не хватает системы аналитической, с которой мы можем понять самих себя. То есть самопознание – это довольно слабый элемент русского сознания. И с этим приходится мириться пока, потому что дело даже не во властях, которые, конечно, наверное, тоже мутят для своей пользы. А дело в том, что мы достаточно беспомощны соединить эти разные ценностные понятия, которые вложены в нашу замечательную Россию. Что касается насчет верить, то это звучит почти уничижающе, потому что что ж за страна, в которую можно только верить? Это уж на крайний случай, уж когда совсем ничего не остается, только можно верить. Понятно, что тут Тютчев – славянофил он или муж немецкой женщины, или еще кто угодно, несчастный любовник и так далее – здесь доходит до какого-то отчаяния. И нам приходится с этим тоже считаться.
Александр Зельдович: Я просто хотел добавить к тому, что сказали. Меня спросили, почему получается так глупо?
Виктор Ерофеев: Почему каждый раз торжествует глупость?
Александр Зельдович: Я могу, как мне кажется, Андрей правильно сказал, процитировав Чаадаева, что отсутствуют нравственные представления.
Виктор Ерофеев: Я под этим тоже подписываюсь.
Андрей Архангельский: Нравственный стержень. Он на интуитивном уровне.
Александр Зельдович: Отсутствует даже не только нравственный, вообще отсутствуют некие представления, разделяемые вообще народом.
Андрей Архангельский: Интуитивные представления о добре и зле.
Александр Зельдович: Отсутствуют как бы четкие представления, разделяемые вообще народом. Очень простой пример. Сейчас я был в Пекине. Когда ходишь по улицам, общаешься с людьми, есть очень простая вещь, что все таксисты понимают, чем занимается страна. Она занимается модернизацией. Это понятно абсолютно всеми.
Виктор Ерофеев: У нас произнеси слово «модернизация», это какое-то ругательство.
Александр Зельдович: Они это все делают.
Виктор Ерофеев: И они это понимают.
Александр Зельдович: Они понимают зачем и понимают как. И очень осмысленно, очень осознанно.
Андрей Архангельский: Вы знаете, ведь прежде всего это на интуитивном уровне они понимают.
Александр Зельдович: Совершенно верно.
Андрей Архангельский: Чутьем.
Александр Зельдович: Это и слышно на интуитивном уровне.
Виктор Ерофеев: Но, с другой стороны, они понимают, что это такое. Скажи русскому человеку «давай проведем модернизацию», он сразу решит: «Не наше!»
Александр Зельдович: Они понимают, что они сейчас в общемировой гонке. Потому что они уже не третьи, а вторые, что они хотят через какое-то время сделаться первыми. И очень понятно зачем. Если десять лет назад они все ездили на велосипедах. А сейчас они все ездят на недорогих машинах. Я еще хотел сказать, что очень важная вещь, как мне кажется, наконец начать как бы сейчас, именно в эти годы, начать заниматься этой работой по пониманию. Потому что, как мне кажется, что после крушения советской власти и после 90-х, после шока 90-х и после шока этой свободы, после опыта нарастающего триумфального потребления начала 2000-х, наконец, может возникнуть некая пауза, когда можно посмотреть назад и вообще понять, а что вообще было с нашей страной за 20-й век. И это довольно большая работа. И многое, как мне кажется, было понятно, даже посмотрев не так далеко.
Виктор Ерофеев: Андрей говорил правильно: копать надо, копать.
Александр Зельдович: Но даже хотя в 20-й век, который обернулся для страны невероятной травмой, огромной трагедией. Это 70 лет сталинизма, который до сих пор толком не кончился, он еще есть в умах. И надо еще понять, что такое сталинизм, что это был за режим и что это была за ментальность.
Виктор Ерофеев: Иногда хочется сказать, что русская душа по своей природе сталинистка. Ты сказал, по-моему, очень важные слова. Я целиком и полностью согласен с тобой. Если не дойдет дело до понимания, почему эта тема очень актуальна, почему так откликнулись наши слушатели мощно, не могу даже до конца прочитать все, что прислали нам на пейджер. Дело в том, что если мы будем продолжать воспринимать слово «либерализация», «демократия», «модернизация» в качестве абстрактных, не нужных, глупых, с точки зрения нашего сознания. А что нам нужен огурец, баня.
Александр Зельдович: Огурец, баня – вещи понятные.
Виктор Ерофеев: Вот если мы с этим не расстанемся, мы станем просто посмешищем.
Александр Зельдович: Надо сказать, что и сейчас уже, на сегодняшний день есть некое ощущение, что Россия выпала из общемировой такой гонки, из некого глобалистского процесса, потому что, как я понимаю нынешний общемировой глобалистский процесс, при всем своем комизме и отрицательных сторонах и так далее, это в общем некий процесс единого планетарного сотворчества.
Андрей Архангельский: Это движение вперед, заметим.
Александр Зельдович: Причем очень интенсивное. И вот место нашей страны, помимо обеспечения процесса природными ресурсами, абсолютно непонятно. Где пространство инноваций и креатива, которые здесь есть?
Виктор Ерофеев: Один из послов, которые в Москве сейчас работают, сказал мне, что никак не мог тоже Россию умом понять. Он искал какие-то аналогии, а он был еще послом в Африке. И сказал: «Вот африканская деревня построена достаточно аналогично российской системе власти и народа». Потому что он сказал, что народ – это такая глубокая архаика.
Людмила из Москвы.
Слушатель: Все-таки так никто вам и не ответил, Виктор, на вопрос: как же нам связать с современностью, актуальность слов Тютчева?
Виктор Ерофеев: Правильно.
Слушатель: Вы знаете, есть еще слова: «Кто с мечом придет – тот от этого и погибнет». И сейчас эта глобализация, о которой вы тоже говорите, она вся наткнулась на нас и погибла.
Андрей Архангельский: Она погибла у нас.
Слушатель: Кризис пришел и тоже погиб незаметно. Наши земли завоевали иностранцы, построили заводы, эти заводы сейчас закрываются. Тютчев, по-моему, всегда был актуален. Мы столько стихов читаем сейчас в семье, и все они про сегодняшний день. И про славянский вопрос, и про войны. И последнее, Россию с Тютчевым понять возможно, лишь пройдя их вехи. Всяк имеет под собственную стать, по Тютчеву и всех бы взвесить.
Виктор Ерофеев: Александр из Волгоградской области: «Россия и Бог неразделимы». Может быть, Россию ввести в Троицу, и она станет четвертой частью. Борис Васильевич, пожалуйста.
Слушатель: 90 лет Солженицыну. И вот кадры показывают, он пытался и Тютчева понять и умом и сердцем. И он выстрадал своей жизнью, своим горем, умом. И он попытался сказать власти: Ельцин наверху самодовольно сидит, внизу Гайдар, Чубайс, Черномырдин. И они смеются, Сосковцы! Только что Гайдар Чубайсу дал возможность за книжку о приватизации России 500 тысяч долларов урвать, обмануть. То есть пришел невероятно либеральный обман. И вот в этом тумане оставили 40 миллионов человек. Я являюсь репрессированным, но у меня 50 лет трудового стажа. Мы сейчас на окраине жизни, на обочине, мы не можем концы с концами свести, мы унижены.
Виктор Ерофеев: Спасибо, я понял. Действительно, это чудовищно и очень больно слушать, потому что это так есть. Дело в том, что либеральный туман, увы, потом пришел и консервативный туман, может еще и реакционный придти, может еще красный, коричневый. Тумана очень много, а вот ясности маловато. Я еще раз хочу сказать, что очень согласен со словами Саши о том, что если будем отталкиваться только от своих ощущений интуитивных и не подойдем к понятийным понятиям. Не абстрактно и не эмоционально, а именно почти масло масляное, понятийным понятиям, мы действительно никуда не двинемся. Наталья нам говорит: «Ваши головы набиты цитатами, как тыквы семечками». Образ замечательный. «А собственные мысли они могут рождать?» Наталья, могут, конечно, могут рождать собственные мысли. Загляните, посмотрите фильмы, которые делает Саша, зайдите на лекции к Михаилу, почитайте статьи Андрея. Про себя уж говорить не буду. Вы сначала почитайте, а потом уже судите сами. Видимо, в вашей тыкве мало семечек.
Александр Зельдович: Дело в том, что противоположность понимания есть невежество на самом деле. Или понимание, или невежество.
Михаил Давыдов: С апломбом.
Андрей Архангельский: Агрессивное нежелание понимать.
Виктор Ерофеев: Можем подвести какие-то итоги. Я могу сказать, что я очень доволен нашими сегодняшними гостями и очень доволен, дорогие слушатели, вами, что вы так откликнулись, потому что тема эта актуальнейшая. Вот почему мы и затеяли на Радио Свобода «Энциклопедию русской души». И не думайте, что это какой-то амбициозный проект. Это попытка просто диалога с вами, разобраться, куда мы идем. А главное, чтобы мы куда-то шли таким образом, чтобы не оказались на откосе, в кювете мировой цивилизации. Мы все любим Россию и должны иметь в виду, что Россию достаточно сложно, достаточно тяжело вывести из того состояния, в которое она впала сто лет назад, а может, даже больше. Мы найдем в той или другой форме, как продолжить нашу сегодняшнюю программу, ее тему.
Анализ стихотворения «Умом Россию не понять» Тютчева
В коротком стихотворении “Умом Россию не понять” Тютчев ёмко описал уникальный, особый путь развития России, полный противоречий. Произведение написано через пять лет после отмены крепостного права. Творчество Тютчева изучается на уроках литературы в 10 классе, подготовиться к ним поможет полный и краткий анализ “Умом Россию не понять” по плану.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории
Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.
Краткий анализ
Перед прочтением данного анализа рекомендуем ознакомиться со стихотворением Умом Россию не понять.
История создания – стихотворение написано в 1866 году, опубликовано спустя два года в 1868 году.
Тема – самобытность русского народа, его особая сущность.
Композиция – четверостишие – монострофа с глубоким философским содержанием.
Жанр – элегия.
Стихотворный размер – четырёхстопный ямб с перекрёстной рифмовкой.
Метафоры – “умом не понять”.
Фразеологизмы – “мерить общим аршином”.
Эпитеты – “особенная стать”.
История создания
Значительную часть жизни Фёдор Иванович Тютчев провёл за границей на государственной службе в качестве дипломата: в Европе, а также Америке. Его миссией было создать положительный образ России в глазах западных стран, поддерживать её авторитет, налаживать дипломатические связи. Более 20 лет работы вдалеке от родины и множество замечательных произведений, которые описывают русский характер, природу, особенности мировоззрения.
Человек, разлучённый с родной страной на столь долгий период, мог бы проникнуться западным образом жизни, их укладом и мировоззрениями. Однако Тютчев на протяжении стольких лет всё более утверждался в силе, мощи, неповторимой роли России в политике и духовной жизни всего мира. В 1866 году он написал знаменитое стихотворение “Умом Россию не понять”, которое стало афоризмом, известным на весь мир. Удивительно, но оно остаётся вне времени до сих пор.
Тема
Стихотворение о внутренней силе, непостижимой сути России. Его форма – монострофа – обусловила краткость, точность, удивительную яркость и философское содержание высказывания. Поэт всегда подчёркивал особую роль России в мировой политике, в истории. Он свято верил в её избранность, это прослеживается во всех его трудах, в творчестве. Находясь за границей, он пишет красивейшие строки о русской природе, упоминая про мелкие, незначительные детали, которые он помнил до мелочей.
Поэта удивлял резкий контраст между жизнью людей в Европе и на его родине. Сытый и сравнительно обеспеченный европейский человек ведёт пресный, монотонный образ жизни, он не умеет любить, радоваться, жить, так как это делают русские люди. Действия его соотечественников в сложные времена порой непредсказуемы, странны, лишены здравого смысла, однако история показывает, что они всегда оправданны. Нищая, неразвитая России явила миру множество выдающихся людей, гениев, уникальных личностей. Об этом удивительном парадоксе говорится в тютчевском четверостишии с любовью и восторгом. Вера в Россию, как и вера, на которой держится огромная держава, самое важное в её образе.
Композиция
Стихотворение представляет собой одну строфу, состоящую из четырёх стихов, каждое слово которого имеет особый смысл, ценность и содержательность. Глубокий подтекст делает стихотворение удивительно мудрым и проницательным, по-философски точным. В последней строке содержится идея стихотворения: “В Россию можно только верить!
“. Фразеологический оборот “мерить на свой аршин”
Тютчев поэтически переосмыслил, преобразовав во вторую строку миниатюры.
Стихотворение написано четырёхстопным ямбом с перекрёстной рифмовкой.
Жанр
Произведение относится к жанру элегии. В небольшое по форме произведение Тютчев вложил огромный смысл. Оно остро, точно и очень образно. Звукопись играет важную роль в построении песенности, “одичности” (сходства с жанром оды).
Средства выразительности
Антитезой в стихотворении выступают понятия веры в Россию и невозможности понять её суть, оценить, “подогнать” под общие стандарты. Инверсия даёт возможность интонационно выделять те компоненты, которые автор считает наиболее значимыми. Слово “стать
” играет особую смысловую роль в стихотворении, в образе России. Она не может быть “под стать” кому-то, она особенная. Каждое слово легендарного стихотворение подобрано, выверено и оправдано, видимо, поэтому оно стало бессмертным. Стихотворение строится на ярком олицетворении: душа России живая, она мыслит, чувствует, имеет своенравный характер, особый нрав, особую стать.
Тест по стихотворению
Доска почёта
Чтобы попасть сюда — пройдите тест.
-
Люба Атабаева
7/7
Юрий Маг
7/7
Сергей Зоренко
6/7
Зинаида Бажанова (пономарева)
7/7
Тёма Мишин
7/7
Елена Стародумова
5/7
Анатолий Бигайдаров
5/7
Ирина Лерник
6/7
Надежда Осинцева
7/7
Богдан Миргородский
6/7
Рейтинг анализа
Средняя оценка: 4.4. Всего получено оценок: 53.
Умом Россию не понять…
Краткий анализ
Перед прочтением данного анализа рекомендуем ознакомиться со стихотворением Умом Россию не понять.
История создания – стихотворение написано в 1866 году, опубликовано спустя два года в 1868 году.
Тема – самобытность русского народа, его особая сущность.
Композиция – четверостишие – монострофа с глубоким философским содержанием.
Жанр – философская миниатюра.
Стихотворный размер – четырёхстопный ямб с перекрёстной рифмовкой.
Метафоры – “мерить общим аршином”.
Эпитеты – “особенная стать”.
Краткий анализ «Умом Россию не понять» Ф.И. Тютчев
Вариант 1
В своем наиболее известном произведении, четверостишии «Умом Россию не понять», Тютчев поднимает патриотическую тему. При этом Россия для поэта является не абстрактной отчизной, а воплощением великого русского духа. Стихотворение было написано 28 ноября 1866 года и записано Тютчевым на клочке бумаги, который сейчас хранится в Пушкинском доме. Впервые стихотворение было опубликовано в 1868 году.
Философская миниатюра – плод размышлений Тютчева, попытка понять феномен собственной страны. Поэт, имея богатый опыт дипломатической деятельности в европейских странах, оценивал русскую культуру и политику в сравнении с европейским опытом. В строке «Аршином общим не измерить» автор подчеркивает самобытность русского народа и русского менталитета, загадочность и непредсказуемость русской души, не укладывающиеся в общеевропейские представления и стереотипы поведения.
По мнению Тютчева, именно удивительный образ мышления русского народа – залог того, что русский народ не погрязнет подобно европейцам в мещанских устремлениях, а всегда будет развиваться в любых, даже самых сложных условиях.
Миниатюра имеет характерную для поэта двухчастную композицию с четким разделением содержания. Первые две строки утверждают мысль об особой роли России, которую невозможно познать интеллектом, общепринятыми мерками; ее познание находится за рамками человеческих возможностей. Использование отрицательных частиц «не» усиливают лексическую значимость существительных «умом», «аршином».
Поэт противопоставляет в стихотворении ум и веру. Третья строка объясняет особую роль России – «У ней особенная стать». При этом слово «стать» несет в себе образ человека: именно люди в России особенные, особенные своей широкой душой, сильным духом. Заключительная строка содержит вывод-идею, а выделительная частица «только» подчеркивает при этом исключительность России.
Стихотворение, являющееся монострофой по форме, написано характерным для Тютчева четырехстопным ямбом, придающим произведению возвышенные, одические интонации. Внутреннее движение в стихотворении создается с помощью глаголов: понять, измерить, верить.
Стихотворение «Умом Россию не понять», образно и метко характеризуя Россию, не только выразило духовное кредо поэта, всей душой любившего свою страну, но и продолжает нести глубокий духовно-нравственный смысл для потомков.
Это интересно: Рассказ «Ночь перед Рождеством» (Гоголь Н. В.), показывает русскому читателю украинскую природу и саму народность совсем в ином свете, нежели раньше. Тут демонстрируется невероятная мифология, фольклор и тонкости этого этноса. Несмотря на то, что эта страна тогда входила в состав Российской империи, писатель выделял её самобытность.
Вариант 2
Данное стихотворение является не слишком длинным, но оно крайне известное и его часто цитируют даже в наше время. Тютчев долго работал в Америке, поэтому ему были прекрасно известны их законы и менталитет. Он считал американский народ предсказуемым, а жизнь их – пресной.
Поэт видит, как разворачиваются события и не понимает, каким образом такое может происходить. Европа, которая не нуждается практически ни в чем, деградирует, а Россия, которую настигла нищета, наращивает экономику и дает миру великих людей и ученых, которые были выходцами из народа.
Стихотворение «Умом Россию не понять» рассказывает о том, что любовь к жизни и деятельности толкает людей на различные рода поступки, которые в итоге оказываются очень верными. В строчке «аршином общим не измерить» автор говорит о том, что Европа не понимает самобытность русского народа, и она вызывает у них ужас.
Речь в стихотворении идет о огромной русской душе, а также о оригинальном образе мыслей людей, живущих в России. Тютчев уверен, что Россия, благодаря пытливым умам и стремлению к познаниям нация будет развиваться даже в самых ужасных условиях.
Тютчев говорит о том, что Россия – крайне непредсказуемая страна, и эта черта позволяет ей развиваться и стремиться к лучшей жизни.
Вариант 3
Стихотворение «Умом Россию не понять…» было опубликовано в 1868 году. Тютчев написал его на клочке бумаге. Оригинал хранится в Пушкинском Доме.
Хотя большинство стихов Тютчева о природе и любви, данное произведение относится к философской и гражданской лирике. Жанр его — стихотворный афоризм.
Стихотворение состоит из одного четверостишия, одной строфы, заключающей в себе философское обобщение поэта о России:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Известны различные трактовки этого произведения в литературоведении и философии. Так, расхожим является мнение о том, что у Тютчева здесь идет речь об иррациональности сознания русского человека, о самобытности русского народа, его культуры. Другая мысль — Россия существует благодаря вере, крепости ее в душах русских людей. Исследователи даже видели в этом произведении уподобление России Ноеву ковчегу, спасшемуся во время всеобщего крушения.
Композиционно стихотворение состоит из трех частей, типичных для рассуждения: тезис — аргумент — вывод. Первая часть включает в себя первые две строки. Здесь говорится об особой роли России, особом ее характере.
Вторая часть (третья строка) содержит в себе аргумент, объяснение, доказательство. Третья часть (последняя строка) — это вывод и утверждение поэта. По мысли Г.Э. Голышевой, все произведение построено на глаголах, которые «создают внутреннее движение образа». Дважды повторяется здесь частица «не», усиливая авторское утверждение, подчеркивая противостояние веры как необходимой составляющей души русского человека и ума как рациональности, рассудочности.
Стихотворение написано четырехстопным ямбом, рифмовка — перекрестная. Поэт использует здесь прием олицетворения.
История создания
Значительную часть жизни Фёдор Иванович Тютчев провёл за границей на государственной службе в качестве дипломата: в Европе, а также Америке. Его миссией было создать положительный образ России в глазах западных стран, поддерживать её авторитет, налаживать дипломатические связи. Более 20 лет работы вдалеке от родины и множество замечательных произведений, которые описывают русский характер, природу, особенности мировоззрения.
Человек, разлучённый с родной страной на столь долгий период, мог бы проникнуться западным образом жизни, их укладом и мировоззрениями. Однако Тютчев на протяжении стольких лет всё более утверждался в силе, мощи, неповторимой роли России в политике и духовной жизни всего мира. В 1866 году он написал знаменитое стихотворение “Умом Россию не понять”, которое стало афоризмом, известным на весь мир. Удивительно, но оно остаётся вне времени до сих пор.
Содержание произведения
Изложение четверостишия будет весьма кратким. В нем автор говорит, что Россию умом не понять, ее не измерить. Она находится в особом положении, поэтому в нее можно только верить.
В этом и состоит содержание «Умом Россию не понять». Анализ стихотворения Тютчева покажет нам, что означает его каждая строчка. Мы узнаем, какой смысл кроится в столь маленьком произведении.
Тема
Стихотворение о внутренней силе, непостижимой сути России. Его форма – монострофа – обусловила краткость, точность, удивительную яркость и философское содержание высказывания. Поэт всегда подчёркивал особую роль России в мировой политике, в истории. Он свято верил в её избранность, это прослеживается во всех его трудах, в творчестве. Находясь за границей, он пишет красивейшие строки о русской природе, упоминая про мелкие, незначительные детали, которые он помнил до мелочей.
Поэта удивлял резкий контраст между жизнью людей в Европе и на его родине. Сытый и сравнительно обеспеченный европейский человек ведёт пресный, монотонный образ жизни, он не умеет любить, радоваться, жить, так как это делают русские люди. Действия его соотечественников в сложные времена порой непредсказуемы, странны, лишены здравого смысла, однако история показывает, что они всегда оправданы. Нищая, неразвитая России явила миру множество выдающихся людей, гениев, уникальных личностей. Об этом удивительном парадоксе говорится в тютчевском четверостишие с любовью и восторгом. Вера в Россию, как и вера, на которой держится огромная держава – самое важное в её образе.
Стихотворение «Умом Россию не понять» – анализ по плану
Вариант 1
История создания
Значительную часть жизни Фёдор Иванович Тютчев провёл за границей на государственной службе в качестве дипломата: в Европе, а также Америке. Его миссией было создать положительный образ России в глазах западных стран, поддерживать её авторитет, налаживать дипломатические связи. Более 20 лет работы вдалеке от родины и множество замечательных произведений, которые описывают русский характер, природу, особенности мировоззрения.
Человек, разлучённый с родной страной на столь долгий период, мог бы проникнуться западным образом жизни, их укладом и мировоззрениями. Однако Тютчев на протяжении стольких лет всё более утверждался в силе, мощи, неповторимой роли России в политике и духовной жизни всего мира. В 1866 году он написал знаменитое стихотворение “Умом Россию не понять”, которое стало афоризмом, известным на весь мир. Удивительно, но оно остаётся вне времени до сих пор.
Тема
Стихотворение о внутренней силе, непостижимой сути России. Его форма – монострофа – обусловила краткость, точность, удивительную яркость и философское содержание высказывания. Поэт всегда подчёркивал особую роль России в мировой политике, в истории. Он свято верил в её избранность, это прослеживается во всех его трудах, в творчестве. Находясь за границей, он пишет красивейшие строки о русской природе, упоминая про мелкие, незначительные детали, которые он помнил до мелочей.
Поэта удивлял резкий контраст между жизнью людей в Европе и на его родине. Сытый и сравнительно обеспеченный европейский человек ведёт пресный, монотонный образ жизни, он не умеет любить, радоваться, жить, так как это делают русские люди. Действия его соотечественников в сложные времена порой непредсказуемы, странны, лишены здравого смысла, однако история показывает, что они всегда оправданы. Нищая, неразвитая России явила миру множество выдающихся людей, гениев, уникальных личностей. Об этом удивительном парадоксе говорится в тютчевском четверостишие с любовью и восторгом. Вера в Россию, как и вера, на которой держится огромная держава – самое важное в её образе.
Композиция
Стихотворение представляет собой одну строфу, состоящую из четырёх стихов, каждое слово которого имеет особый смысл, ценность и содержательность. Глубокий подтекст делает стихотворение удивительно мудрым и проницательным, по-философски точным. В последней строке содержится идея стихотворения: “В Россию можно только верить!“. Фразеологический оборот “мерить на свой аршин” Тютчев поэтически переосмыслил, преобразовав во вторую строфу миниатюры.
Жанр
Произведение относится к жанру философской миниатюры. Этот малый по объёму, но сложный по содержанию жанр. Он удаётся далеко не многим. Тютчев автор многих философских миниатюр – они остры, точны и очень образны. Стихотворение написано четырёхстопным ямбом с перекрёстной рифмовкой. Звукопись играет важную роль в построении песенности, “одичности” (сходства с жанром оды).
Средства выразительности
Антитезой в стихотворении выступают понятия веры в Россию и невозможности понять её суть, оценить, “подогнать” под общие стандарты. Инверсионные предложения дают возможность интонационно выделять те компоненты, которые автор считает наиболее значимыми. Слово “стать” играет особую смысловую роль в стихотворении, в образе России. Она не может быть “под стать” кому-то, она особенная. Каждое слово легендарного стихотворение подобрано, выверено и оправдано, видимо, поэтому оно стало бессмертным. Стихотворение строится на ярком олицетворении: душа России живая, она мыслит, чувствует, имеет своенравный характер, особый нрав.
Вариант 2
Одним из самых известных патриотических произведений великого русского поэта Федора Ивановича Тютчева, написанное им в 1866 и опубликованное в 1868 году, является стихотворение «Умом Россию не понять». Гениальный поэтический дар великого Тютчева смог вместить в это короткое четверостишие всю глубину своих патриотических чувств и удивительно тонко подметить все её характерные особенности. Написанное на небольшом бумажном клочке, оно до сих пор как одно из величайших культурных наследий хранится в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге.
Главная тема стихотворения
Философская миниатюра «Умом Россию не понять» имеет вид четверостишия или одной строфы, в её довольно коротком содержании заключается философское обобщение мыслей Тютчева о России, как поэта и гражданина своей Родины. Различными критиками, литературоведами и философами смысл данного произведения трактуется совершенно по-разному.
Некоторые считают, что в своих строках Тютчев хотел показать иррациональность и непостижимость сознания русского народа «умом Россию не понять», подчеркнуть его особенную индивидуальность и самобытность его культуры. Иные исследователи выдвигали идеи, что Тютчев в данном стихотворении создает образ России, существующей только благодаря тому, что народ в неё свято верит, и вера эта непоколебима и крепка. Существуют даже гипотезы об уподоблении России в стихотворении Ноеву ковчегу, которая спасется во время любого потопа и останется на ногах при любом крушении.
Федор Иванович Тютчев, бывший не только поэтом, но занимавший довольно высокий пост в Российской дипломатической миссии в странах Европы и Азии, не раз подчеркивал самобытность и индивидуальность русского народа и его культуры. Его всегда поражала загадочность и непредсказуемость его менталитета, те особенности русской души, которые невозможно ограничить общеевропейскими рамками или навязать чуждый ему стереотип поведения, что подчеркивается строчкой «Аршином общим не измерить».
Структурный анализ стихотворения
Данная миниатюра характеризуется двухчастной композицией и четким разделением содержания. В первых двух строках утверждается мысль, закрепляющая идею об особой роли России, которую невозможно подогнать под общие мерки и понять обычным интеллектом, это просто выходит за всякие рамки человеческих возможностей. Лексически значимые слова «ум» и «аршин» подчеркиваются несколько раз повторяющимися отрицательными частицами «не».
В третьей строке «У ней особенная стать» объясняется особая роль России, причем слово «стать» использовано именно с целью показать образ людей, стоящих за понятием «Россия», русского народа, особенного широтой своей души, силой и крепостью духа. Заключительная строфа содержит идею-вывод, исключительность России в этом случае подчеркивает выделительная частица «только».
В соответствии с формой данное произведение — монострофа, написанная с помощью характерного для творчества Тютчева стихотворного размера — четырехстопного ямба, он придает ей возвышенности и торжественности. Использование таких глаголов как «понять», «верить» и «измерить» добавляет произведению энергичности и внутреннего движения.
Данное произведение Тютчева настолько тонко и проникновенно рисует нам образ России и русского народа, что выражает не только всю гамму патриотических чувств знаменитого поэта, любившего Родину всей душой и сердцем, но и несет глубокий нравственный, философский и духовный смысл для будущих поколений на протяжении всего существования Российского государства.
Вариант 3
Стих Тютчева написано в 1866 году ‑это один из самых процитируемых и выдающихся стихотворений, к тому же одно из самых коротких так, как составлен всего из четырех строчек. Этот стих вынуждает каждое молодое поколение упираться в эти глубинные строки, которые написаны вечными фразами, так образно и точно определять — Российскую империю.
Этим четырехстишьем Тютчев раскрывает действительности России, в которой из покон-веков преобладает беспорядок, который есть государственной особенностью славян. На вступление жизненно важных, парадоксальных, внезапных заключений в надежде на попытки жить лучше двигать миллионы человек, которые в результате принимают единый, правильный и верный выбор.
Тютчев словами “аршином общим не измерить” подразумевает оригинальность российской нации, которая зажигает у иноземцев мистический трагизм. Это относится не только отмены крепостного права, которое отменили к времени написания даного стиха, но и нравы, устои, порядок жизни и структуру общества. Именно качество таинственно русской души раскрывает фантастический образ мышления россиян, которое не вмещается в общемировое прозревание.
Великий русский народ не застревает в своих ограниченных склонностях, как европейцы, а внутренние, прирожденные, естественные склонности к знаниям вынудят народ двигаться, прогрессировать, делать успехи в самых затрудненных, унылых условиях. Действительно Федор в этих словах показал, что Российская империя ‑не предвидена, как и русский народ и это государственная изюминка ставит точку на тщеславных мыслях некоторых европейцев, которые пытались пленить землю, которую не в силах были осмыслить.
“В Россию можно только верить…” эти слова Тютчева-пророческие, потому как то, что происходило с Русью на длительных сроках повергало в шок международное общество. Бисмарк писал про Российскую империю: “Ответит глупостью на каждое боевое коварство, но останется победителем. Этим четверостишием Тютчев заложил в свои стихотворения духовное кредо и продолжал нести духовный смысл для потомков про страну в которую был влюблен всей душой.
Средства выразительности
Антитезой в стихотворении выступают понятия веры в Россию и невозможности понять её суть, оценить, “подогнать” под общие стандарты. Инверсионные предложения дают возможность интонационно выделять те компоненты, которые автор считает наиболее значимыми. Слово “стать” играет особую смысловую роль в стихотворении, в образе России. Она не может быть “под стать” кому-то, она особенная. Каждое слово легендарного стихотворение подобрано, выверено и оправдано, видимо, поэтому оно стало бессмертным. Стихотворение строится на ярком олицетворении: душа России живая, она мыслит, чувствует, имеет своенравный характер, особый нрав.
Бердяев, Горький, Путин: как менялся смысл строк Тютчева
Русский поэт, дипломат и государственный мыслитель Федор Тютчев умер 146 лет назад. Его жизнь была сопряжена со службой стране, внимание к его статьям проявлял император Николай I, а его идея противопоставления консервативной России революционной Европе пользовалась большим успехом среди патриотов. Тем не менее, наибольшую популярность после смерти поэта обрело двусмысленное четверостишие «Умом Россию не понять». «Газета.Ru» рассказывает историю жизни Тютчева и его главного произведения.
Жизнь тайного советника, дипломата и поэта Федора Тютчева была насыщена с самого юного возраста — еще в подростковом возрасте он был принят в Общество любителей русской словесности, а с 18 лет состоял на службе в Государственной коллегии иностранных дел и проживал в Мюнхене в статусе внештатного атташе российской дипломатической мисиии.
С 1843 года его статус укрепился – его удостоил аудиенции начальник третьего отделения императорской канцелярии граф Александр Бенкендроф, а сам император Николай I выразил симпатию к его творчеству и взглядам и оказал поддержку его начинаниям, видя в них работу по созданию позитивного облика России на Западе.
С этого момента Тютчев получил право на самостоятельное выступление в прессе, где выражал свое мнение по насущным проблемам международных отношений, а с 1848 года он был назначен на пост старшего цензора в Министерстве иностранных дел.
В эти же годы значительно уменьшилось число опубликованных им стихотворений и укрепились позиции Тютчева как государственника — глядя на революции, которые сотрясают Европу в конце 1840-х годов, он решил поставить свой дар на службу отечеству и стал проводить в своем творчестве идею консервативности, присущей, на его взгляд, России в противовес бунтарскому Западу.
В 1857 году он был произведен в действительные статские советники, а в августе 1865 года стал тайным советником. Как ни странно, именно тогда, завоевав однозначный статус провластно настроенного мыслителя и почетного политического деятеля, Тютчев написал свое, пожалуй, самое известное четверостишие — «Умом Россию не понять».
Как отмечали исследователи творчества поэта, на дух и основную идею этого стихотворения повлияли размышления Тютчева о природе революций, которые тот считал показателем «внутренних настроений человеческого духа», говорящим о постепенном увядании веры в странах Западной Европы.
Корень недовольства народами Европы своей властью он видел именно в ослаблении позиций христианства и веры. По принципу противопоставления, консервативную Россию он считал своего рода оазисом, в котором еще осталось место чистому и незамутненному прогрессивным духом религиозному сознанию.
На протяжении веков трактовка стихотворения многократно менялась. Религиозный мыслитель Николая Бердяев проводил параллели между тютчевскими строками и идеей писателя Федора Достоевского о главенствующей роли России в будущем спасении народов и, вместе с тем, о противоречивости природы русского человека, заключенного между Востоком и Западом.
В начале ХХ века с жестокой критикой на самого Тютчева, как мещанского автора, и, в частности, на это стихотворение обрушился «буревестник революции» Максим Горький, который еще в 1896 году написал пародию на само четверостишие, комментируя живопись Михаила Врубеля:
«Искусство это не понять, // Умом его — нельзя измерить, // И смысла в нем нельзя искать, // Когда Карелину поверить».
По мере утраты веры в советский проект строки Тютчева приобретали все более и более горькие интерпретации и пародировались уже в нецензурных вариантах (самый популярный из которых принадлежит Игорю Губерману).
Стихотворение не утратило ни актуальности, ни популярности и в новейшей истории России. Так, оно прозвучало из уст бывшего президента Франции Жака Ширака, известного своей симпатией к нашей стране и культуре (в 19 лет он самостоятельно перевел «Евгения Онегина» на французский) во время вручения Государственной премии Российской Федерации за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности.
Не обошел своим вниманием культовые строки и президент России Владимир Путин, внесший небольшую поправку в оригинальный текст. На встрече с главой Франции Николя Саркози в Кремле в 2007 году он процитировал Тютчева, заменив два слова в последней его части — «в Россию можно только верить» в его версии выглядело так: «В Россию нужно просто верить».
Умом Россию не понять… 🐲 краткое содержание, о произведении
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
Краткое содержание
И. Прянишников. Крестный ход. 1893
Тютчев сообщает о том, что Россия является самобытной страной, имеющей свою собственную культуру, обычаи, традиции. Она имеет своё лицо, не похожее на лица других стран. Главное отличие России в том, что она так и не встала на путь европейского развития. Поэтому её так непросто понять, невозможно ни с чем сравнить: Россия самостийна. Тютчев приходит к выводу, что в Россию нужно и можно верить. Она обособилась от других стран, а значит, в её особенный путь развития остаётся лишь верить…
История создания
Для полноценного понимания этого небольшого стихотворения следует знать исторический контекст его создания. Поэт написал произведение на бумажном клочке в 1866 г. Оригинал этого бумажного фрагмента в настоящее время хранится в Пушкинском Доме. Публикация стихотворения состоялась спустя два года спустя – в 1868 г.
Тютчев долгое время успешно строил дипломатическую карьеру в Германии, проживая в Мюнхене. Поэтому он имел уникальную возможность взглянуть «свежим» сторонним взглядом на Россию. Автор глазами иностранца, несколько отстранённо смотрит на свою Родину: для большинства стран мира и их граждан Россия является страной-загадкой.
Жанр, направление, размер
Стихотворение можно справедливо отнести к редкому литературному жанру «философская миниатюра». Это небольшой жанр, отличающийся высокой сложностью содержания. Качественно работать в этом жанре удаётся не многим. Тютчев в этом смысле исключителен: он является автором множества философских миниатюр, отличающихся точностью мысли, глубиной смысла и яркой образностью.
Стихотворение написано четырёхстопным ямбом с перекрёстной рифмой.
Композиция
С точки зрения композиции произведение представляет собой единственную строфу, которая состоит из четырёх стихов. При этом каждое слово в стихотворении буквально «на вес золота»: имеет особый смысл, содержательность и ценность. Глубинный смысловой подтекст придаёт произведению особую мудрость, философскую проницательность. В последней строке поэт доносит до нас основную идею, восклицая: «В Россию можно только верить!».
Темы и настроение
Тютчев осмысливает в этом небольшом по объёму стихотворении две важные темы:
Тема самобытности русского народа, его особой сущности – поэт говорит о том, что в Россию необходимо верить, создавая этими словами патриотический настрой у читателей. Цель автора – постараться убедить нас в том, что страна без граждан, искренне верящих в её светлое будущее, существовать не может.
Тема русского менталитета – поэт считает, что Россия – это страна противоречий, которая держится много столетий на фундаменте веры своего народа. Тютчев противопоставляет рационализм Запада религиозности России. Любимое русское слово «авось» наглядно демонстрирует, почему невозможно понять умом происходящие в стране явления.
Основная идея
Главная мысль произведения звучит так: Россия – это уникальная страна. Она такая же особенная, как и её граждане. Уникальность России заключается в глубинном иррационализме и внутренних противоречиях, которые движут людьми, заставляя их позитивно воспринимать подчас безрассудные и нелогичные решения. Но именно они ведут страну по пути самобытного развития.
Тютчев уверяет: сила России – в её непредсказуемости, стихийности. Поэтому иностранцы никогда не смогут предугадать, как поведёт себя русский народ в каждой конкретной ситуации.
Средства выразительности
В этом коротком произведении автор активно использует такие средства выразительности, как:
антитеза – в роли антитезы выступают понятия веры в Россию и одновременной невозможности её понять;
олицетворения – мы чувствуем, что душа у России живая. Она, подобно человеческой, умеет мыслить и чувствовать.
Ирина Зарицкая | Просмотров: 1k | Оценить:
Россия и Европа | OpenMind
1
С момента правления Петра Великого и основания Санкт-Петербурга (его «окна на Запад») в 1703 году образованные русские смотрели на Европу как на свой идеал прогресса и просвещения. Санкт-Петербург был больше, чем город. Это был обширный, почти утопический проект культурной инженерии по реконструкции русского как европейского человека. Все в новой столице было направлено на то, чтобы заставить россиян перейти к более европейскому образу жизни.Петр заставил своих дворян сбрить свои «русские» бороды (признак благочестия в православной вере), перенять западную одежду, построить дворцы с классическими фасадами и принять европейские обычаи и обычаи, в том числе привлекать женщин в общество. К началу девятнадцатого века большая часть знати говорила по-французски лучше, чем по-русски. Французский был языком салона, а французские заимствованные слова вошли в то время в галлизированный литературный язык русских писателей, таких как Александр Пушкин (1799-1837) и Николай Карамзин (1766-1826).
Россияне западники искали одобрения Европы и хотели, чтобы их признали равными
Для русской интеллигенции Европа была не просто местом: это был идеал — область разума, которую они населяли своим образованием, своим языком и своими общими взглядами. «В России мы существовали только в фактическом смысле», — вспоминал писатель Михаил Салтыков-Щедрин (1826-89). «Мы ходили в офис, писали письма родственникам, обедали в ресторанах, разговаривали друг с другом и так далее.Но духовно все мы были жителями Франции ». Российские западники называли себя «европейскими русскими». Они искали одобрения Европы и хотели, чтобы она признала их равными. По этой причине они испытывали определенную гордость за достижения имперского государства, большего и могущественного, чем любая другая европейская империя, и за петровскую цивилизацию с ее миссией привести Россию к современности. Но в то же время они болезненно осознавали, что Россия не была «Европой» — она постоянно не соответствовала этому идеалу — и, возможно, никогда не могла стать его частью.
Когда русские путешествовали по Западной Европе, они знали, что с ними обращаются как с неполноценными. В своем « письмах русского путешественника » Карамзин сумел выразить неуверенность многих россиян в своей европейской идентичности. Куда бы он ни пошел, ему напоминали отсталый образ России в европейском сознании. По дороге в Кенигсберг двое немцев с удивлением узнали, что русский может говорить на иностранных языках. В Лейпциге профессора называли русских «варварами» и не могли поверить, что у них есть собственные писатели.Французы были еще хуже: они сочетали снисходительность к русским, изучающим их культуру, с презрением к ним как к «обезьянам, которые умеют только подражать». Когда Карамзин путешествовал по Европе, ему казалось, что у европейцев другой образ мышления, что, возможно, русские европеизировались лишь поверхностным образом: европейские ценности и чувства еще не проникли в ментальный мир русских. Сомнения Карамзина разделяли многие образованные россияне, которые изо всех сил пытались определить свою «европейскость».В 1836 году философ Петр Чаадаев (1794-1856) отчаялся, что русские могут только подражать Западу — они не могут усвоить его основные моральные принципы.
Славянофилы уходят корнями в националистическую реакцию на рабское подражание европейской культуре
В 1850-х годах русский писатель, социалистический философ и эмигрант из Парижа Александр Герцен (1812-70) писал: «Наше отношение к Европе и европейцам по-прежнему остается отношением провинциалов к жителям столицы: мы раболепны и извиняемся, каждая разница за дефект, краснеть за наши особенности и старается их скрыть.Этот комплекс неполноценности породил сложные чувства зависти и неприязни к Западу. Эти двое никогда не были далеко друг от друга. В каждом образованном русском есть и западник, и славянофил. Если Россия не могла стать равноправной частью Европы, всегда были те, кто был готов возразить, что она должна больше гордиться тем, что отличается от нее.
Славянофилы возникли как отдельная группировка в 1830-х годах, когда они начали свои знаменитые публичные споры с западниками. Они уходят корнями в националистическую реакцию на рабское подражание европейской культуре, а также на французское вторжение в Россию в 1812 году.Ужасы Французской революции заставили славянофилов отвергнуть универсальную культуру Просвещения и вместо этого подчеркнуть те местные традиции, которые отличали Россию от Запада. Они обращали внимание на добродетели, которые они усматривали в патриархальных обычаях деревни. Они идеализировали простой народ ( народ, ) как истинный носитель национального характера ( народность, ). Как преданные сторонники православного идеала, они утверждали, что русский язык определяется христианской жертвенностью и смирением.Это была основа духовной общности ( соборность ), по которой определялась Россия — в отличие от светских правовых государств Западной Европы. Славянофилы никогда не были организованы, за исключением интеллектуальной склонности различных журналов и дискуссионных групп, в основном в Москве, которая считалась более русской столицей, более близкой к обычаям провинции, чем Санкт-Петербург. Славянофильство было культурной ориентацией, способом речи и одежды (на русский манер) и способом мышления о России по отношению к миру.Одно понятие, разделяемое всеми славянофилами в этом широком смысле — и здесь мы можем сосчитать как писателей Федора Достоевского (1821-81), так и Александра Солженицына (1918-2008) — была особая «русская душа», исключительно русский принцип христианской любви, беззаветной добродетели и самопожертвования, которые отличали Россию от Запада и духовно превосходили ее. У Запада могли быть свои Хрустальные дворцы, он мог быть технологически более развитым, чем Россия, но материальный прогресс был семенем его собственного разрушения, потому что он питал эгоистичный индивидуализм, от которого Россию защищал ее коллективный дух соборности.В этом был корень мессианской концепции провиденциальной миссии России в мире по искуплению человечества. И отсюда же возникла идея о том, что Россия не является обычным территориальным государством; он не мог быть ограничен географическими границами, но был империей этой мистической идеи. Из известных слов поэта Федора Тютчева (1803-73), славянофила и боевого сторонника панславянского дела:
Россию одним умом не постичь, Ее величие обычными мерками не охватить: Душа у нее особенная — В России можно только верить.
2
Такие идеи всегда были рядом с внешней политикой Николая I (1825-55). Николай твердо стоял на автократических принципах. Он установил политическую полицию, ужесточил цензуру, попытался изолировать Россию от европейских представлений о демократии и послал свои армии для подавления революционных движений в Европе. Под влиянием идей славянофилов он приравнял защиту православной религии за пределами России с отстаиванием национальных интересов России.Он занялся греческим делом в Святых землях против конкурирующих требований католиков о контроле над Святыми местами, что привело его к затяжному конфликту с французами. Он мобилизовал свои армии для защиты православных славян под властью Османской империи на Балканах. Его цель состояла в том, чтобы держать Турецкую империю слабой и разделенной, и с могущественным российским флотом в Крыму доминировать над Черным морем и выходить к нему через проливы, что имело большое значение для великих держав, чтобы соединить Средиземное море с морем. Средний Восток.Существовала опасная политика вооруженной дипломатии, которая привела к Крымской войне 1854–1856 годов.
Николай I установил политическую полицию, ужесточил цензуру и попытался изолировать Россию от европейских представлений о демократии
Первой фазой Крымской войны было вторжение русских в турецкие княжества Молдавии и Валахии (более или менее нынешняя Румыния), где русские рассчитывали на поддержку православных сербов и болгар. Когда Николай I обдумывал свое решение начать вторжение, зная, что это может заставить западные державы вмешаться в защиту Турции, он получил меморандум об отношениях России с европейскими державами, написанный панславянским идеологом Михаилом Погодиным, профессором. Московского университета и редактор-учредитель влиятельного журнала Москвитянин (москвич).Заполненный обидами на Запад, меморандум явно вызвал отклик у Николая, который разделял мнение Погодина о том, что роль России как защитника православных не признается и не понимается, а великие державы несправедливо относятся к России. Николай особенно одобрял следующий отрывок, в котором Погодин выступил против двойных стандартов западных держав, которые позволяли им завоевывать чужие земли, но запрещали России защищать своих единоверцев за границей:
Франция забирает Алжир у Турции 1, и почти каждый год Англия аннексирует еще одно индийское княжество: ничто из этого не нарушает баланс сил; но когда Россия оккупирует Молдавию и Валахию, хотя и временно, это нарушает баланс сил.Франция оккупирует Рим и остается там несколько лет в мирное время2: это ничто; но Россия думает только об оккупации Константинополя, и мир в Европе находится под угрозой. Англичане объявляют войну китайцам [3], которые, кажется, их обидели: никто не имеет права вмешиваться; но Россия обязана спрашивать разрешения у Европы, если она ссорится со своим соседом. Англия угрожает Греции, чтобы поддержать ложные утверждения несчастного еврея, и сжигает ее флот: 4 это законное действие; но Россия требует заключения договора о защите миллионов христиан, и считается, что это укрепит ее позиции на Востоке за счет баланса сил.Ничего не стоит ожидать от Запада, кроме слепой ненависти и злобы, которые не понимают и не хотят понимать (комментарий Николая I на полях: «В этом весь смысл»).
Казаки смотрят экран с изображением Владимира Путина в Симферополе, столице Республики Крым, апрель 2015 года.Разбудив собственные претензии царя к Европе, Погодин призвал его действовать в одиночку, согласно его совести перед Богом, защищать православных и продвигать интересы России на Балканах.Николай выразил свое одобрение:
Кто наши союзники в Европе (комментарий Николая: «Никто, и они нам не нужны, если мы уповаем на Бога, безоговорочно и добровольно»). Наши единственные верные союзники в Европе — это славяне, наши братья крови, языка, истории и веры, а их десять миллионов в Турции и миллионы в Австрии … Турецкие славяне могли предоставить нам более 200000 солдат — и какие войска! — И все это без учета хорватов, далматинов, словенцев , так далее.(комментарий Николая: «Преувеличение: уменьшите до одной десятой, и это правда».) […] Объявив нам войну, турки разрушили все старые договоры, определявшие наши отношения, так что теперь мы можем потребовать освобождения славянам, и добиваться этого путем войны, поскольку они сами выбрали войну (комментарий Николая на полях: «Это верно»).
Если мы не освободим славян и не поставим их под свою защиту, то вместо этого сделают это наши враги, англичане и французы […]. В Сербии, Болгарии и Боснии они уже везде среди славян со своими западными партиями.Если им это удастся, то где мы будем? (комментарий Николая на полях: «Совершенно верно»).
Да! Если мы не воспользуемся этой благоприятной возможностью, если мы принесем в жертву славян и предадим их надежды или оставим их судьбу на усмотрение других держав, тогда мы выставим против нас не только одну сумасшедшую Польшу, но и десять из них (которые наши враги желают и работают над тем, чтобы устроить) […] (комментарий Николаса на полях: «Верно»).
В основе этого обсуждения лежало убеждение, что если Россия не вмешается, чтобы защитить свои интересы на Балканах, то вместо этого это сделают европейские державы; Следовательно, столкновение интересов, влияния и ценностей между Западом и Россией было неизбежным.
Для европейских держав распространение власти Запада было синонимом свободы и либеральных ценностей, свободной торговли, хорошей административной практики, религиозной терпимости и так далее. Западная русофобия была центральной в этом противодействии экспансионистским амбициям России. Быстрая территориальная экспансия Российской империи в восемнадцатом веке и демонстрация ее военной мощи против Наполеона произвели глубокое впечатление на европейское сознание. Было безумно паникерские публикации — брошюры, путевые заметки и политические трактаты — о «российской угрозе» континенту.Эти страхи были связаны с воображением азиатского «другого», угрожающим свободам и цивилизации Европы, как и к любой реальной и настоящей угрозе. Границы Европы проводились, чтобы исключить «другого», которым была Россия, которая появилась из этих писаний как дикая сила, агрессивная и экспансионистская по своей природе, враждебная принципам свободы, которые культурно определяли европейцев. Подавление царем польской и венгерской революций в 1830–31 и 1848–1849 годах, соответственно, усилило эту позицию разделения европейской свободы и русской тирании, в конечном итоге скрепив антироссийский европейский союз (Великобритания, Франция, Пьемонт-Сардиния). во время Крымской войны.
Но, с точки зрения царя, европейские державы вели себя лицемерно: их продвижение свободы было основано на распространении свободной торговли, что было в их экономических интересах. Их защита Турции была стратегией сдерживания России, рост которой был угрозой их собственным имперским амбициям в этом районе, не в последнюю очередь пути в Индию.
Поражение в Крымской войне вызвало у русских глубокое недовольство Западом. Мирный договор, навязанный победившими европейскими державами, был унижением для России, которая была вынуждена уничтожить свой Черноморский флот.Раньше ни одна великая держава не подвергалась принудительному разоружению. Даже Франция не была разоружена после наполеоновских войн. Обращение с Россией было беспрецедентным для Европейского концерта, который должен был основываться на принципе, что ни одна великая держава не должна унижаться другими. Однако на самом деле союзники не верили, что имеют дело с европейской державой, а считали Россию полуазиатским государством. Во время переговоров на Парижской конференции министр иностранных дел Франции граф Валевский спросил британских делегатов, не будет ли для русских чрезмерно унизительным то, что западные державы установили консулов в своих портах на Черном море для контроля за демобилизацией.Лорд Коули, британский посол в Париже, настаивал на том, что это не так, указывая на то, что подобное условие было наложено на Китай Нанкинским договором после Первой опиумной войны.
3
Потерпев поражение от Запада, Россия повернулась к Азии, следуя своим имперским планам после Крымской войны. Царя Александра II (1855–1881) все больше убеждали в том, что судьба России как главной европейской державы в Азии и что только Британия стоит на ее пути. Атмосфера взаимной подозрительности между Россией и Великобританией после Крымской войны оказала глубокое влияние на Россию в том, что касается определения ее политики в Большой игре и ее имперского соперничества с Великобританией за господство в Центральной Азии в последние десятилетия XIX века.
Как христианская цивилизация в евразийских степях Россия могла смотреть на запад или восток. С начала восемнадцатого века он смотрел на Европу с выгодной позиции самого восточного государства. Можно сказать, что наряду с югом Испании он является частью частного Восточного мира Европы — того «другого», которым определялась Европа. Однако, если бы она была обращена на Восток, Россия стала бы самым западным государством в Азии, носителем христианско-европейской цивилизации в одиннадцати часовых поясах земного шара.
Владимир Путин перед изображением царя Николая II.Русское завоевание Средней Азии в 1860-х годах подтолкнуло к мысли, что судьба России находится не в Европе, как это долгое время предполагалось, а, скорее, на Востоке. В 1881 году Достоевский писал:
.Россия не только в Европе, но и в Азии. Мы должны отбросить наш рабский страх, что Европа назовет нас азиатскими варварами и скажет, что мы больше азиатские, чем европейские. Этот ошибочный взгляд на себя исключительно как на европейцев, а не как на азиатов (а мы никогда не переставали быть последними) очень дорого обошелся нам за эти два столетия, и мы заплатили за это потерей нашей духовной независимости.Нам трудно отвернуться от нашего окна в Европу; но это вопрос нашей судьбы … Когда мы обратимся к Азии с нашим новым взглядом на нее, с нами может случиться нечто подобное, что случилось с Европой, когда была открыта Америка. Ведь по правде говоря, Азия для нас — это та самая Америка, которую мы еще не открыли. С нашим стремлением к Азии у нас будет новый подъем духа и силы … В Европе мы были прихлебателями и рабами, а в Азии мы будем хозяевами. В Европе мы были татарами, а в Азии мы могли быть европейцами.
Эта цитата является хорошей иллюстрацией тенденции россиян определять свои отношения с Востоком как реакцию на их самоуважение и статус на Западе. Достоевский не утверждал, что Россия — азиатская культура; только то, что европейцы так думали об этом. Точно так же его аргумент о том, что Россия должна принять Восток, не означал, что она должна стремиться быть азиатской силой: напротив, только в Азии она может найти новую энергию для подтверждения своей европейской принадлежности. Причиной обращения Достоевского на Восток было горькое негодование, которое он, как и многие россияне, испытывал по поводу предательства Западом христианского дела России в Крымской войне.
Восстановление советской истории в России было важной частью националистической программы Путина
Обиженное презрение к западным ценностям было обычным русским ответом на чувство отвержения со стороны Запада. В XIX веке «скифский темперамент» — варварский и грубый, иконоборческий и крайний, лишенный сдержанности и умеренности «образованного европейского гражданина» — вошел в культурный лексикон как тип «азиатской» русскости, настаивающей на своем праве на быть «нецивилизованным».В этом был смысл строк Пушкина:
Теперь умеренность неуместна. Хочу пить, как дикарь скиф.
И именно в этом смысле Герцен писал французскому анархисту Пьеру-Жозефу Прудону в 1849 г .:
Но знаете ли вы, сударь, что вы подписали контракт [с Герценом на софинансирование газеты] с варваром, и варваром, который тем более неисправим, что он не только по рождению, но и по убеждениям? […] Истинный скиф, я с удовольствием наблюдаю, как этот старый мир разрушается, и мне это не жаль.
«Скифские поэты» — как называла себя та разрозненная группа писателей, в которую входили Александр Блок (1880-1921) и Андрей Белый (1880-1934) — вопреки Западу охватили этот дикий дух. Но в то же время их поэзия была погружена в европейский авангард. Они получили свое название от древних скифов, кочевых ираноязычных племен, которые покинули Среднюю Азию в восьмом веке до нашей эры и правили степями вокруг Черного и Каспийского морей в течение следующих 500 лет.Русские интеллектуалы XIX века стали рассматривать скифов как своего рода мифическую расу предков восточных славян. В последние десятилетия века археологи провели раскопки скифских курганов , курганов, разбросанных по югу России, юго-восточной степи, Средней Азии и Сибири, чтобы установить культурную связь между скифами. и древние славяне.
Это доисторическое царство очаровывало скифских поэтов. В их представлениях скифы были символом дикой бунтарской натуры первобытного русского человека.Они радовались стихийному духу ( стихий ) дикой крестьянской России и убеждали себя, что грядущая революция, которую все чувствовали вслед за революцией 1905 года, сметет мертвый груз европейской цивилизации и установит новую культуру, в которой человек и природа, искусство и жизнь были одним целым. Знаменитая поэма Блока « Скифы » (1918) была программным изложением этого азиатского позирования по отношению к Западу:
Вы миллионы, нас множество, и множество, и множество.Давай, сражайся! Да мы скифы, да азиаты, косоглазое алчное племя.
Это было не столько идеологическое неприятие Запада, сколько угрожающие объятия, призыв к Европе присоединиться к революции «диких орд» и возродиться через культурный синтез Востока и Запада: в противном случае она рисковала бы потерпеть неудачу. затоплены «толпами». На протяжении веков, утверждал Блок, Россия защищала неблагодарную Европу от азиатских племен:
Как рабы, подчиняющиеся и ненавидимые, Мы были щитом между европейскими породами и бушующей монгольской ордой.
Но теперь пришло время «старому миру» Европы «остановиться перед Сфинксом»:
Да, Россия — это Сфинкс. Ликуя, скорбя, И в поту крови, она не может насытить Свои глаза, которые смотрят, смотрят и смотрят на тебя с каменными губами любви и ненависти.
В России все еще было то, что Европа давно потеряла — «любовь, пылающая как огонь» — насилие, которое возобновляется разорением. Присоединяясь к русской революции, Запад испытает духовное возрождение через мирное примирение с Востоком.
Приди к нам от ужасов войны, Приди в наши мирные объятия и отдохни. Товарищи, пока не поздно, вложите в ножны старый меч, да благословится братство.
Но если Запад откажется принять этот «русский дух», Россия развяжет против него азиатские орды:
Знай, что мы больше не будем твоим щитом, Но, не обращая внимания на боевые кличи, Мы будем смотреть, как бушует битва Вдали, с затвердевшими и узкими глазами Мы не двинемся с места, когда дикий гун ограбит труп и оставит его обнаженным, Бернс города, пасут скот в церкви, И запах жареного мяса наполняет воздух
4
В марте 1918 года, когда немецкие самолеты бомбили Петроград, св.Петербург был переименован, большевики перенесли советскую столицу в Москву. Этот шаг символизировал растущее отделение Советской республики от Европы. По Брест-Литовскому договору, подписанному в том же месяце, чтобы положить конец войне с Центральными державами, Россия потеряла большую часть своих территорий в Европе — Польшу, Финляндию, страны Балтии и Украину. Как европейская держава, Россия была низведена до статуса, сопоставимого с Московией XVII века.
В первые годы Советской власти большевики надеялись, что их революция распространится на остальную часть европейского континента.По мнению Ленина, социализм был неустойчивым в такой отсталой крестьянской стране, как Россия, без распространения революции на более развитые индустриальные государства. Германия была средоточием их самых больших надежд. Это был дом марксистского движения и самого передового рабочего движения в Европе. Большевики с радостью встретили ноябрьскую революцию 1918 года. Его рабочие и солдатские советы, казалось, предполагали, что Германия движется по советскому пути. Но не было немецкого «Октября».Немецкие социалисты своим весом поддержали демократическую республику, войдя в правительство и подавив коммунистическое восстание в январе 1919 года. Ни одно другое европейское государство не приблизилось даже близко к революции, связанной с Москвой: послевоенный социальный и экономический кризис, который радикализировала рабочих, начала ослабевать. а к 1921 году стало ясно, что в ближайшем будущем, пока Европу не потрясет очередная война или кризис, Советской России придется выживать самостоятельно («социализм в одной стране»).
Следующие семьдесят лет Советская Россия была изолирована от Запада политически и культурно.Были короткие периоды, когда открывались культурные каналы — например, во время Второй мировой войны, когда западные книги и фильмы были отправлены союзниками и предоставлены советским людям; или во время хрущевской оттепели конца 1950-х — начала 1960-х годов, когда происходили культурные обмены между Советским Союзом и Западом. После того, как Советский Союз захватил Восточную Европу после 1945 года, советские граждане также могли путешествовать в страны Восточного блока, откуда они получили некоторые элементы европейской культуры в форме, приемлемой для коммунистических властей.Но в остальном, в общем, они были отрезаны от универсализма европейской традиции, к которой была привязана Петровская Русь (1703-1917).
Русские свободно смешивались с финно-угорскими племенами, монголами и другими кочевыми народами из степи
Среди разрозненных эмигрантов, бежавших из Советской России после 1917 года, была группа интеллектуалов, известных как евразийцы. Евразийство было доминирующим интеллектуальным течением во всех эмигрантских сообществах.Многие из самых известных русских ссыльных, включая филолога князя Н.С. Трубецкого (1890-1938), религиозного мыслителя отца Георгия Флоровского (1893-1979), историка Георгия Вернадского (1887-1973) и лингвистического теоретика Романа Якобсона (1896). -1982), входили в группу. Евразийство было, по сути, феноменом эмиграции, поскольку его корни уходили в предательство России со стороны Запада в 1917-1921 годах. Его в основном аристократические последователи упрекали западные державы в их неспособности победить большевиков в революции и гражданской войне, которые закончились крахом России как европейской державы и их изгнанием с родных земель.Разочарованные Западом, но еще не безнадежные в отношении возможного будущего для себя в России, они переделывают свою родину в уникальную «туранскую» культуру в азиатской степи.
Основополагающим манифестом движения стал Исход на Восток , сборник из десяти эссе, опубликованных в Софии в 1921 году, в которых евразийцы предвидели разрушение Запада и возникновение новой цивилизации во главе с Россией или Евразией. Как утверждал Трубецкой, автор важнейших очерков сборника, Россия была в основе своей степной страной, азиатской культурой.Византийские и европейские влияния, которые сформировали Российское государство и его высокую культуру, едва проникли в нижние слои народной культуры России, которая в большей степени развивалась благодаря контактам с Востоком. На протяжении веков русские беспрепятственно смешивались с финно-угорскими племенами, монголами и другими степными кочевыми народами. Они ассимилировали элементы своего языка, своей музыки, обычаев и религии, так что эти азиатские культуры были поглощены собственной исторической эволюцией России.
У такого фольклора мало этнографических свидетельств, которые можно было бы подтвердить. Они были всего лишь полемикой и возмущением против Запада. В этом отношении они исходили из того же устойчивого положения, что и идея, которую впервые выдвинул Достоевский, о том, что судьба империи находится в Азии (где русские могли быть европейцами), а не в Европе (где они были «прихлебателями»). Тем не менее, благодаря своей эмоциональной силе евразийские идеи оказали сильное культурное влияние на русскую эмиграцию 1920-х и 1930-х годов, когда те, кто оплакивал исчезновение своей страны с европейской карты, могли найти новую надежду на нее на евразийской. те же идеи возродились в последние годы после распада Советского Союза, когда место России в Европе было далеко не ясным.
5
С падением советского режима были надежды на то, что Россия воссоединится с семьей европейских государств, к которой она принадлежала до 1917 года. Западные правительства и их советники считали, что Россия — возможно, больше, чем восточноевропейские государства, возникшие из Советский блок — стал бы «подобным нам»: капиталистической демократией с либеральными европейскими ценностями и взглядами. Это убеждение было ошибочным по историческим и культурным причинам, которые теперь должны быть ясны; любые надежды не оправдались из-за того, что произошло в России после 1991 года.
Для миллионов россиян распад Советского Союза стал катастрофой. За несколько месяцев они потеряли все: экономическую систему, которая давала им безопасность и социальные гарантии; империя со статусом сверхдержавы; идеология; и национальная идентичность, сформированная той версией советской истории, которую они изучали в школе. Введенная «капиталистическая система» — с поспешной приватизацией в период гиперинфляции — привела к хищению государственных активов коррумпированными олигархами.Бум преступности не помог делу капитализма. Все это вызвало глубокое недовольство Запада, которого обвиняли в этой новой системе. За исключением небольшой интеллигенции, ограниченной Москвой и Санкт-Петербургом, большинство россиян в провинциальной России не разделяли либеральных ценностей демократии (свобода выражения мнений, религиозная терпимость, равенство женщин, права ЛГБТ и т. Д.). которые казались чуждыми советскому и более старому русскому образу жизни, в котором они были воспитаны. Русские чувствовали, что эти ценности были навязаны им «победившим» Западом в холодной войне.
Путин выразил свою оскорбленную гордость и недовольство Западом. В первый срок своего президентства, с 2000 по 2004 год, он, казалось, сигнализировал о своем интересе к более тесным связям с Европой, хотя бы для создания противовеса американскому влиянию. Он продолжил риторику Бориса Ельцина о «Большой Европе», сообществе европейских государств, включая Россию в той или иной форме, которая могла бы действовать как «сильный и действительно независимый центр мировой политики» (то есть независимый от США), хотя и без ельцинской политики. упор на либерально-демократические принципы.Но две вещи изменили позицию Путина в отношении Европы в 2004 году. Во-первых, расширение НАТО на Восточную Европу и страны Балтии обидело Кремль, который расценил это как предательство обещаний НАТО о роспуске Варшавского договора не переходить на территорию бывшего Советского Союза. влияния. Во-вторых, оранжевая революция на Украине усилила неуверенность правительства Путина, которое рассматривало демократическое движение как наступление Запада (под руководством США) на влияние России в ее ближнем зарубежье (Содружество Независимых Государств).Украина была и остается важной пограничной страной в национальной идентичности России и ее отношениях с Европой. Киев был колыбелью христианской цивилизации в России. Как часто говорит Путин, многие россияне считают украинцев тем же народом или семьей народов, что и они сами.
Опасаясь распространения аналогичного демократического движения из Украины в Россию, Путин подкрепил свою авторитарную власть националистической базой народной поддержки, построенной на антизападной риторике. U.S. и E.U. способствовали демократическим революциям в странах бывшего Советского Союза с целью уничтожения России — что, вкратце, было и остается его точкой зрения. Режим укрепил свои отношения с церковью. Он продвигал идеи евразийских философов, таких как Иван Ильин (1883-1954), белый эмигрант, останки которого по приказу Путина были возвращены из Швейцарии в Россию в 2009 году. Евразийские идеи начали озвучивать кремлевские идеологи. Путин поддержал идею (первоначально предложенную президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым) о создании Евразийского экономического союза, и в 2011 году президенты Беларуси, Казахстана и России договорились поставить цель создать его к 2015 году.Путин был полон решимости включить Украину в этот Евразийский союз, но украинцы на Майдане также были полны решимости присоединиться к Европе.
Восстановление советской истории в России было важной частью националистической программы Путина.
Два предложения, выдвинутые в ходе переговоров, сначала были отклонены, а затем отложены Партией АК
Признавая «ошибки» сталинской эпохи, его эвфемизм для террора, в котором бесчисленные миллионы людей погибли или томились в ГУЛАГе, Путин настаивал на том, что русским нет необходимости останавливаться на этом аспекте своего недавнего прошлого. не говоря уже о том, чтобы слушать нравоучительные лекции иностранцев о том, насколько плоха была их история.Они могли гордиться достижениями советского периода — индустриализацией страны, поражением нацистской Германии и советской науки и техники — которые придали смысл их жизни и принесенным ими жертвам. Миллионам россиян Путин восстанавливает национальную гордость.
Постоянный рефрен в его речах — это необходимость того, чтобы к России относились с большим уважением, чтобы Запад относился к ней как к равной. Он часто жаловался на лицемерие и двойные стандарты Запада, который вторгается в Ирак во имя свободы, но вводит санкции против России, когда она защищает то, что она описывает как свои законные интересы в Крыму.Здесь бросаются в глаза параллели с негодованием Николая I по поводу двойных стандартов накануне «первой» Крымской войны. Подобно тому, как Николай I считал защиту единоверцев России на Балканах своим христианским долгом, как Царь Всея Руси, так Путин приравнял защиту русскоязычных в Крыму (и, следовательно, на востоке Украины) с защитой Национальные интересы России. Оба человека разделяют мистическое представление о России как об империи, не ограниченной территориальными границами.
Путин восхищается Николаем I за то, что он выступил против всей Европы в защиту интересов России. Сегодня по его приказу в вестибюле президентской администрации Кремля висит портрет царя.
Примечания:
1 В 1830 г.
4 Ссылка на дело Дона Пасифико.
Что такое ОКР на Олимпиаде? Вот почему сборная России соревнуется в Токио под новым названием
Уже вторые Олимпийские игры подряд Россия будет выступать под другим именем.Страна была известна как Олимпийские спортсмены из России (OAR) во время Зимних игр в Пхенчхане в 2018 году, а на Играх в Токио в 2021 году они были известны как ROC.
Почему России не разрешено соревноваться под ее названием и флагом? Все это связано с допинговым скандалом, который омрачает страну с 2015 года и привел к запрету на участие в олимпийских соревнованиях.
Вот все, что вам нужно знать о ОКР, в том числе о том, почему российским спортсменам все еще разрешено соревноваться во время Олимпийских игр, несмотря на то, что страна находится под запретом.
ПОДРОБНЕЕ: Полный ежедневный график мероприятий Олимпийских игр 2021 года
Что означает ROC?
ОКР означает «Олимпийский комитет России». Под этим флагом и обозначением российские спортсмены будут соревноваться на Олимпийских играх 2021 года в Токио и Олимпийских играх 2022 года в Пекине.
Почему спортсмены не соревнуются под российским флагом
Спортсмены не соревнуются под российским флагом из-за наказания, наложенного Всемирным антидопинговым агентством (ВАДА).Первоначально Россия была приостановлена на четыре года олимпийских действий, но в конце 2020 года это наказание было сокращено до двух лет.
В течение этого двухлетнего периода спортсмены, не участвовавшие в российском допинговом скандале, все еще могут участвовать в олимпийских соревнованиях. Вот почему в Олимпийских играх 2021 года принимают участие 335 россиян. Однако они должны делать это как нейтральные.
В результате они не соревнуются под флагом, и гимн России не будет звучать во время Олимпийских игр.Однако они будут носить униформу, включающую цвета флага страны, к большому разочарованию ВАДА.
«Мы в ВАДА по-прежнему разочарованы тем, что [Спортивный арбитражный суд] снизил уровень санкций с четырех до двух лет и что CAS позволяет им соревноваться с российскими спортсменами с цветами флага в форме», Об этом заявил президент ВАДА Витольд Банка, сообщает USA TODAY Sports.
ПОДРОБНЕЕ: обновлено общее количество медалей на Олимпийских играх 2021 года
Хронология запрета на допинг в России
Запрет на допинг в России был принят независимой комиссией 2015 года, организованной ВАДА.Его возглавил бывший президент агентства Дик Паунд, и он показал, что Россия проводила и поддерживала допинговую программу. Это было подтверждено в 2016 году после того, как разоблачитель д-р Григорий Родченков рассказал New York Times о том, как государственный допинг в России помог им хорошо выступить на Олимпийских играх 2014 года в Сочи.
Расследование ВАДА в июле 2016 г. подтвердило «вне всякого разумного сомнения», что Российское антидопинговое агентство (РУСАДА) работало с другими государственными органами для сокрытия положительных результатов тестов.
ВАДА рекомендовало запретить России участвовать в Олимпийских играх 2016 года в Рио, но МОК отклонил эту рекомендацию. Вместо этого арбитры CAS решали, какие спортсмены будут, а какие не будут участвовать в Играх. В результате 278 российских спортсменов были исключены, а 111 — удалены.
В декабре 2017 года МОК объявил о запрете России участвовать в Олимпийских играх 2018 года в Пхенчхане. Однако их спортсменам было разрешено выступать в качестве нейтральных представителей под флагом олимпийского спортсмена из России (OAR) во время Зимних Олимпийских игр 2018 года.
РУСАДА столкнулось с очередным отстранением от ВАДА после того, как в ходе расследования 2019 года были обнаружены несоответствия в антидопинговых данных. Президент ВАДА сэр Крейг Риди объяснил решение о введении четырехлетнего запрета из-за манипуляции данными со стороны РУСАДА.
«Слишком долго российский допинг мешал чистому спорту. Вопиющее нарушение российскими властями условий восстановления Русада потребовало решительного ответа. Это именно то, что было сделано», — сказал Риди, передает BBC.
«России были предоставлены все возможности навести порядок в своем доме и воссоединиться с мировым антидопинговым сообществом на благо своих спортсменов и целостности спорта, но вместо этого она предпочла продолжить свою позицию обмана и отрицания».
Россия подала апелляцию на приостановление работы, и срок ее действия был сокращен до двух лет. Тем не менее, во время Олимпийских игр 2021 и 2022 годов он будет соревноваться под флагом Китайской республики из-за запрета.
Александр Солженицын — Нобелевская лекция
Английский
Русский (pdf)
Нобелевская лекция по литературе 1970 *
1
Как тот озадаченный дикарь, который подобрал странный выброс из океана? — что-то раскопанное в песках? — или с неба упал непонятный предмет? — запутанный в изгибах, он сначала тускло поблескивает, а затем — ярким светом.Точно так же, как он поворачивает его туда-сюда, переворачивает, пытаясь обнаружить, что с ним делать, пытаясь обнаружить какую-то материальную функцию в пределах своей собственной досягаемости, никогда не мечтая о ее высшей функции.
Так и мы, держа Искусство в руках, уверенно считаем себя его хозяевами; смело направляем, обновляем, реформируем и проявляем; продаем за деньги, используем в угоду власть имущим; обращайтесь к нему в один момент для развлечения — вплоть до популярных песен и ночных клубов, а в другой — для того, чтобы схватить ближайшее оружие, пробку или дубину — для преходящих нужд политики и для ограниченных социальных целей.Но искусство не оскверняется нашими усилиями и тем самым не отклоняется от своей истинной природы, но в каждом случае и в каждом приложении оно дает нам часть своего тайного внутреннего света.
Но сможем ли мы когда-нибудь уловить весь этот свет? Кто осмелится сказать, что он ОПРЕДЕЛЕН Искусство, перечислив все его грани? Возможно, когда-то кто-то понял и сказал нам, но мы не могли оставаться довольными этим долго; мы слушали, и пренебрегали, и тут же выбросили, торопясь, как всегда, обменять даже самое лучшее — хотя бы на что-то новое! И когда нам снова скажут старую правду, мы даже не вспомним, что когда-то владели ею.
Один художник видит себя творцом независимого духовного мира; он возлагает на свои плечи задачу создать этот мир, заселить его и нести за него всеобъемлющую ответственность; но он мнется под ним, потому что смертный гений не способен вынести такое бремя. Так же, как человек в целом, объявив себя центром существования, не сумел создать уравновешенную духовную систему. А если его настигнет несчастье, он возложит вину на многовековую дисгармонию мира, на сложность сегодняшней разорванной души или на глупость публики.
Другой художник, осознавая высшую силу наверху, с радостью работает скромным учеником под небесами Бога; тогда, однако, его ответственность за все, что написано или нарисовано, для душ, воспринимающих его работу, более требовательна, чем когда-либо. Но, в свою очередь, не он создал этот мир, не он руководит им, нет никаких сомнений относительно его основ; Художник просто должен более остро, чем другие, осознавать гармонию мира, красоту и уродство человеческого вклада в него и остро сообщать об этом своим собратьям.И в несчастье, и даже в глубине существования — в нищете, в тюрьме, в болезни — его чувство стабильной гармонии никогда не покидает его.
Но вся иррациональность искусства, его ослепительные повороты, его непредсказуемые открытия, его сокрушительное влияние на людей — они слишком полны волшебства, чтобы их исчерпало видение мира этим художником, его художественная концепция или работы его художника. недостойные пальцы.
Археологи не открыли стадии человеческого существования так рано, чтобы они не обходились без искусства.Вернувшись в ранние утренние сумерки человечества, мы получили это от Руки, которую слишком медленно распознали. И мы не успели спросить: ДЛЯ КАКОЙ ЦЕЛИ нам преподнесли этот подарок? Что нам с этим делать?
И ошибались и будут ошибаться всегда те, кто пророчествуют, что искусство распадется, что оно переживет свои формы и умрет. Это мы умрем — искусство останется. И поймем ли мы, даже в день нашей гибели, все его грани и все возможности?
Не все имеет имя.Некоторые вещи выходят за рамки слов. Искусство воспламеняет даже застывшую, потемневшую душу до высокого духовного опыта. Через искусство нас иногда посещают — смутно, ненадолго — откровения, которые невозможно произвести с помощью рационального мышления.
Как это маленькое зеркало из сказок: посмотрите в него, и вы увидите — не себя, но на одну секунду Недоступное, куда ни один человек не может ехать, ни один человек не летает. И только душа стонет…
2
Однажды Достоевский выбросил загадочную фразу: «Красота спасет мир».Что это за утверждение? Долгое время я считал это пустыми словами. Как такое могло быть? Когда в кровожадной истории красота хоть от чего спасала? Облагороженный, возвышенный, да — но кого это спасло?
Однако есть некоторая особенность в сущности красоты, особенность в статусе искусства: а именно, убедительность истинного произведения искусства совершенно неопровержима и заставляет сдаться даже противное сердце. Можно составить внешне гладкую и элегантную политическую речь, своевольную статью, социальную программу или философскую систему на основе как ошибки, так и лжи.Что скрыто, что искажено, не сразу станет очевидным.
Затем противоречивая речь, статья, программа, иначе построенная философия сплачивается в оппозицию — и все так же элегантно и гладко, и снова это работает. Вот почему таким вещам и доверяют, и не доверяют.
Напрасно повторять то, что не доходит до сердца.
Но произведение искусства несет в себе свою собственную проверку: придуманные или растянутые концепции не выдерживают изображения в образах, все они рушатся, кажутся болезненными и бледными, никого не убеждают.Но те произведения искусства, которые собрали истину и представили ее нам как живую силу — они овладевают нами, принуждают нас, и никто никогда, даже в грядущие века, не будет их опровергать.
Так, может быть, эта древняя троица Истины, Добра и Красоты не просто пустая, увядшая формула, как мы думали в дни нашей самоуверенной, материалистической юности? Если вершины этих трех деревьев сходятся, как утверждали ученые, но слишком явные, слишком прямые стебли Истины и Добра будут раздавлены, срублены, не пропущены — тогда, возможно, фантастические, непредсказуемые, неожиданные стебли Красоты прорвутся сквозь них. и взлететь В ЭТО ОЧЕНЬ ЖЕ МЕСТО, и тем самым выполнят работу всех троих?
В таком случае замечание Достоевского «Красота спасет мир» было не беспечной фразой, а пророчеством? В конце концов, ему было даровано многое видеть, человеку фантастической просветленности.
И в таком случае искусство, литература действительно могут помочь сегодняшнему миру?
Это то небольшое озарение, которое мне удалось получить за долгие годы в этом вопросе, и которое я попытаюсь изложить вам сегодня здесь.
3
Чтобы подняться на эту платформу, с которой читают Нобелевскую лекцию, платформу, предлагаемую далеко не каждому писателю и только раз в жизни, я поднялся не на три или четыре импровизированных ступеньки, а на сотни и даже тысячи их; непоколебимые, крутые, ледяные шаги, ведущие из тьмы и холода, где мне было суждено выжить, в то время как другие — возможно, с большим даром и сильнее, чем я — погибли.Из них я сам встречал лишь несколько на архипелаге ГУЛАГ 1 , разбитом на его незначительное множество островов; и под жерновом тени и недоверия я не разговаривал со всеми, о некоторых я только слышал, о других я только догадывался. Те, кто упал в эту пропасть, уже носящие литературное имя, по крайней мере, известны, но сколько из них никогда не были признаны, ни разу не упоминались публично? И вернуться практически никому не удалось. Там осталась целая национальная литература, преданная забвению не только без могилы, но даже без нижнего белья, обнаженная, с номером на носке.Русская литература не утихала ни на минуту, но со стороны казалась пустошью! Там, где мог бы расти мирный лес, после всей вырубки остались два или три дерева, случайно пропущенных из виду.
И когда я стою здесь сегодня, сопровождаемый тенями павших, с опущенной головой, позволяя другим, кто был достоин прежде пройти впереди меня в это место, когда я стою здесь, как я могу предугадать и выразить то, что ОНИ хотели хотели сказать?
Это обязательство давно тяготило нас, и мы это поняли.По словам Владимира Соловьева:
Даже в цепях мы сами должны завершить
Тот круг, который боги наметили для нас.
Часто, в мучительных лагерях, в колонне заключенных, когда цепи фонарей пронзали сумрак вечерних морозов, внутри нас всплывали слова, которые мы хотели бы воззвать ко всему миру, если весь мир мог слышать один из нас. Тогда все казалось таким ясным: что скажет наш успешный посол и как мир немедленно отреагирует его комментарием.Наш горизонт достаточно отчетливо охватывал и физические вещи, и духовные движения, и не видел однобокости в неделимом мире. Эти идеи не были взяты из книг и не были импортированы ради согласованности. Они формировались в разговорах с людьми, ныне умершими, в тюремных камерах и лесными пожарами, их проверяли на ЭТОЙ жизни, они выросли из ЭТОГО существования.
Когда, наконец, внешнее давление немного ослабло, мой и наш горизонт расширились, и постепенно, хотя и через небольшую щель, мы увидели и познали «весь мир».И, к нашему изумлению, весь мир оказался совсем не таким, как мы ожидали, как мы надеялись; то есть мир, живущий «не этим», мир, ведущий «не там», мир, который мог бы воскликнуть при виде грязного болота: «Какая прелестная лужица!», на бетонных шейных ложах, «что? изысканное колье! »; но вместо этого мир, где одни плачут безутешными слезами, а другие танцуют под веселый мюзикл.
Как такое могло случиться? Почему зияющий разрыв? Были ли мы нечувствительны? Был ли мир бесчувственным? Или это из-за языковых различий? Почему люди не могут слышать каждое отдельное высказывание друг друга? Слова перестают звучать и убегают, как вода — без вкуса, цвета, запаха.Без следа.
Как я это понял, так с годами изменилась и снова изменилась структура, содержание и тон моей потенциальной речи. Речь, которую я произношу сегодня.
И мало общего с первоначальным планом, задуманным морозными лагерными вечерами.
4
С незапамятных времен человек создавался таким образом, что его видение мира, пока оно не было привито под гипнозом, его мотивации и шкала ценностей, его действия и намерения определялись его личным и групповым опытом жизнь.Как гласит русская пословица: «Не верь брату своему, верь своему кривому глазу». И это самая прочная основа для понимания окружающего мира и поведения людей в нем. И в течение долгих эпох, когда наш мир раскинулся в тайнах и пустынях, прежде чем он стал вторгаться в общие линии связи, прежде чем он превратился в единую, судорожно пульсирующую глыбу, — люди, полагаясь на опыт, безошибочно правили в пределах своих ограниченных возможностей. области, внутри их сообществ, внутри их сообществ и, наконец, на их национальных территориях.В то время отдельные люди могли воспринимать и принимать общую шкалу ценностей, различать то, что считается нормальным, а что невероятным; что жестоко и что лежит за пределами беззакония; что есть честность, что обман. И хотя разрозненные народы вели совершенно разные жизни и их социальные ценности часто разительно расходились, точно так же, как их системы мер и весов не совпадали, все же эти расхождения удивляли только случайных путешественников, о них сообщалось в журналах под названием чудес и не несли опасность для человечества, которой еще не было.
Но теперь, в течение последних нескольких десятилетий, незаметно, внезапно человечество стало единым — надеюсь, единым и опасно единым — так что сотрясения и воспаления одной из его частей почти мгновенно передаются другим, иногда не имея каких-либо необходимых иммунитет. Человечество стало одним целым, но не так прочно, как когда-то были сообщества или даже нации; не объединились в результате многолетнего взаимного опыта, ни благодаря обладанию одним глазом, нежно называемому кривым, ни тем не менее через общий родной язык, но, преодолевая все препятствия, через международное вещание и печать.На нас обрушивается лавина событий — через минуту полмира слышит их всплеск. Но критерий, с помощью которого можно измерять эти события и оценивать их в соответствии с законами незнакомых частей мира, — это не и не может быть передано с помощью звуковых волн и в газетных колонках. Ибо эти критерии созрели и усвоились за слишком много лет слишком специфических условий в отдельных странах и обществах; их нельзя обменять в воздухе. В различных частях света люди применяют к событиям свои собственные с трудом заработанные ценности и судят упорно, уверенно только в соответствии со своими собственными шкалами ценностей и никогда не в соответствии с какими-либо другими.
И если в мире не так много таких разных шкал ценностей, то их по крайней мере несколько; один для оценки ближайших событий, другой для событий вдали; стареющие общества обладают одним, молодые общества — другим; неудачные люди одно, успешные люди другое. Расходящиеся шкалы ценностей вопят в диссонансе, они ослепляют и ошеломляют нас, и, чтобы это не было болезненно, мы избегаем всех других ценностей, как от безумия, как от иллюзий, и мы уверенно судим весь мир в соответствии с к нашим собственным домашним ценностям.Вот почему мы принимаем за большее, более болезненное и менее терпимое бедствие не то, что на самом деле больше, более болезненно и менее терпимо, а то, что находится ближе всего к нам. Все, что находится дальше, что сегодня не грозит вторгнуться в наш порог — со всеми его стонами, его подавленными криками, его разрушенными жизнями, даже если это связано с миллионами жертв, — мы считаем в целом вполне терпимым и сносных размеров.
Не так давно в одной части мира, подвергаясь гонениям, не уступающим гонениям древних римлян, сотни тысяч молчаливых христиан отдали свои жизни за веру в Бога.В другом полушарии некий безумец (и, несомненно, он не один) мчится через океан, чтобы ИЗБАВИТЬ нас от религии — с ударом стали в первосвященника! Он рассчитал для каждого из нас по его личной шкале ценностей!
То, что на расстоянии, согласно одной шкале ценностей, кажется завидной и процветающей свободой, вблизи, а согласно другим ценностям, воспринимается как раздражающее ограничение, призывающее к свержению автобусов.То, что в одной части мира может представлять собой мечту о невероятном процветании, в другой имеет ужасающий эффект дикой эксплуатации, требующей немедленного удара. Для природных катастроф существуют разные шкалы значений: наводнение, уносящее двести тысяч жизней, кажется менее значительным, чем наша местная катастрофа. Для личных оскорблений существуют разные шкалы ценностей: иногда даже ироническая улыбка или пренебрежительный жест унизительны, а для других жестокое избиение прощается как досадная шутка.Существуют разные шкалы ценностей для наказания и злодеяний: согласно одной, месяц ареста, изгнание в страну или изоляция, где человека кормят белыми булочками и молоком, разрушают воображение и наполняют газетные колонки яростью. В то время как, согласно другому, тюремные сроки на двадцать пять лет, изоляторы, где стены покрыты льдом, а заключенные раздеты до нижнего белья, психиатрические приюты для здравомыслящих и бесчисленное количество неразумных людей, которые по какой-то причине будут продолжать убегать, расстрелян на границах — все это общепринято и принято.В то время как разум особенно спокоен относительно той экзотической части мира, о которой мы практически ничего не знаем, из которой мы даже не получаем новостей о событиях, а только тривиальные, устаревшие догадки нескольких корреспондентов.
И все же мы не можем упрекнуть человеческое видение в этой двойственности, из-за этого ошеломленного непонимания далекого горя другого человека, человек просто создан таким. Но для всего человечества, сжатого в один комок, такое взаимное непонимание представляет угрозу неминуемой и насильственной гибели.Один мир, одно человечество не могут существовать перед лицом шести, четырех или даже двух шкал ценностей: это несоответствие ритма, это несоответствие вибраций разорвет нас на части.
Человек с двумя сердцами не для этого мира, и мы не сможем жить бок о бок на одной Земле.
5
Но кто и как будет согласовывать эти шкалы значений? Кто создаст для человечества единую систему толкования, пригодную для добрых и злых дел, для невыносимого и терпимого, в том виде, в каком они различаются сегодня? Кто объяснит человечеству, что на самом деле тяжело и невыносимо, а что лишь локально поедает кожу? Кто направит гнев на самое ужасное, а не на то, что ближе? Кому удастся вывести такое понимание за пределы собственного человеческого опыта? Кому же удастся внушить фанатичному, упрямому человеческому существу далекую радость и горе других, понимание измерений и обмана, которых он сам никогда не испытывал? Пропаганда, принуждение, научные доказательства — все бесполезно.Но, к счастью, в нашем мире есть такое средство! Значит, это искусство. Значит, это литература.
Они могут творить чудо: они могут преодолеть пагубную особенность человека учиться только на личном опыте, так что опыт других людей проходит мимо него напрасно. От человека к человеку, когда он завершает свое короткое заклинание на Земле, искусство передает всю тяжесть незнакомого, продолжающегося всю жизнь опыта со всем его бременем, его красками, его жизненным соком; он воссоздает во плоти неизвестный опыт и позволяет нам обладать им как своим собственным.
И даже больше, намного больше, чем это; обе страны и целые континенты повторяют ошибки друг друга с промежутками времени, которые могут исчисляться столетиями. Тогда, казалось бы, все было бы так очевидно! Но нет; то, что некоторые народы уже испытали, рассмотрели и отвергли, другие внезапно обнаруживают, как последнее слово. И здесь снова единственная замена тому опыту, который мы сами никогда не пережили, — это искусство, литература. Они обладают удивительной способностью: помимо языковых различий, обычаев, социальной структуры, они могут передавать жизненный опыт одного целого народа другому.Для неопытной нации они могут передать суровое национальное испытание, длившееся многие десятилетия, в лучшем случае избавив целую нацию от лишнего, ошибочного или даже катастрофического курса, тем самым сократив запутанность истории человечества.
Именно об этом великом и благородном достоянии искусства я срочно напоминаю вам сегодня с Нобелевской трибуны.
И литература передает неопровержимый обобщенный опыт еще в одном бесценном направлении; а именно из поколения в поколение. Таким образом, он становится живой памятью нации.Таким образом, он сохраняет и зажигает в себе пламя ее исчерпанной истории в форме, защищенной от искажений и клеветы. Таким образом литература вместе с языком защищает душу нации.
(В последнее время стало модно говорить о выравнивании наций, об исчезновении различных рас в плавильном котле современной цивилизации. Я не согласен с этим мнением, но его обсуждение остается другим вопросом. просто уместно сказать, что исчезновение наций обнищало бы нас не меньше, чем если бы все люди стали одинаковыми, с одной личностью и одним лицом.Нации — это богатство человечества, его коллективные личности; наименьшее из них носит свой особый цвет и несет в себе особую грань божественного намерения.)
Но горе той нации, чья литература нарушена вмешательством власти. Потому что это не просто нарушение «свободы печати», это закрытие сердца нации, разрушение ее памяти. Нация перестает заботиться о себе, лишается духовного единства, и, несмотря на якобы общий язык, соотечественники внезапно перестают понимать друг друга.Молчаливые поколения стареют и умирают, так и не поговорив о себе ни друг с другом, ни со своими потомками. Когда такие писатели, как Ахматова и Замятин, заживо погребенные на протяжении всей своей жизни, обречены творить в тишине до самой смерти, никогда не слыша эха своих написанных слов, тогда это не только их личная трагедия, но и горе всей нации. опасность для всей нации.
Более того, в некоторых случаях — когда в результате такого молчания вся история перестает быть понятой в целом — это опасность для всего человечества.
6
В разное время и в разных странах возникали горячие, гневные и изысканные дискуссии о том, должны ли искусство и художник быть свободными жить для себя, или они должны всегда помнить о своем долге перед обществом и служить ему, хотя и в разумных пределах. непредвзято. Для меня нет дилеммы, но я воздержусь от повторения ряда аргументов. Одним из самых ярких обращений по этому поводу была нобелевская речь Альбера Камю, и я с радостью подписался бы под его выводами.Действительно, русская литература в течение нескольких десятилетий проявила склонность не слишком теряться в созерцании самой себя, не слишком легкомысленно трепаться. Мне не стыдно продолжать эту традицию в меру своих возможностей. Русская литература давно знакома с представлениями о том, что писатель может многое сделать в своем обществе и что это его долг.
Давайте не будем нарушать ПРАВО художника выражать исключительно свои переживания и самоанализ, игнорируя все, что происходит в потустороннем мире.Давайте не ТРЕБУЕМ художника, но — упрекаем, умоляем, побуждаем и соблазняем его — что нам будет позволено сделать. Ведь только отчасти он сам развивает свой талант; большая его часть вдувается в него при рождении как готовый продукт, и дар таланта накладывает ответственность на его свободную волю. Предположим, что художник никому ничего не ДОЛЖЕН: тем не менее, больно видеть, как, удалившись в свои самодельные миры или пространства своих субъективных прихотей, он МОЖЕТ отдать реальный мир в руки людей, которые корыстный, если не бесполезный, то безумный.
Наш двадцатый век оказался более жестоким, чем предыдущие века, и первые пятьдесят лет не стерли всех его ужасов. Наш мир раздирают те же самые старые пещерные эмоции жадности, зависти, отсутствия контроля, взаимной вражды, которые попутно приобрели респектабельные псевдонимы, такие как классовая борьба, расовый конфликт, борьба масс, профсоюзные споры. Первобытный отказ пойти на компромисс превратился в теоретический принцип и считается достоинством ортодоксии.Он требует миллионов жертв в непрекращающихся гражданских войнах, он вбивает в наши души, что нет такой вещи, как неизменные универсальные концепции добра и справедливости, что все они изменчивы и непостоянны. Поэтому правило — всегда делайте то, что для вас наиболее выгодно. Любая профессиональная группа, как только видит удобную возможность ОТБИРАТЬ ЧАСТЬ, даже если она незаслуженная, даже если она излишняя, она ломает ее тут же, независимо от того, рухнет ли все общество.Как видно со стороны, амплитуда колебаний западного общества приближается к той точке, за которой система становится метастабильной и должна упасть. Насилие, все меньше и меньше стесняющееся ограничениями, налагаемыми столетиями законности, нагло и победоносно шагает по всему миру, не заботясь о том, что его бесплодие было доказано и доказано много раз в истории. Более того, за границей торжествует не просто грубая сила, а ее торжественное оправдание. Мир захлестывает наглая убежденность в том, что власть может все, а правосудие — ничего.ДЬЯВОЛЫ Достоевского — видимо, провинциальная кошмарная фантазия прошлого века — ползают по всему миру на наших глазах, наводняя страны, о которых и мечтать не приходилось; и посредством угонов, похищений, взрывов и пожаров последних лет они заявляют о своей решимости поколебать и уничтожить цивилизацию! И они вполне могут добиться успеха. Молодые люди в возрасте, когда у них еще нет никакого опыта, кроме сексуального, когда у них еще нет лет личных страданий и личного понимания, с ликованием повторяют наши развратные русские промахи девятнадцатого века, полагая, что они открывают для себя что-то новое.Они приветствуют недавнюю ужасную деградацию китайских хунвейбинов как радостный пример. В поверхностном непонимании исконной сущности человечества, в наивной уверенности неопытных сердец они кричат: прогоним ТАКИХ жестоких, жадных угнетателей, правительства и новых (мы!), Отложив гранаты и винтовки, будет справедливо и с пониманием. Отнюдь не! . . . Но из тех, кто больше жил и понимает, те, кто мог противостоять этим молодым — многие не осмеливаются выступать, они даже подлизываются, что-либо, чтобы не показаться «консервативным».Еще один русский феномен XIX века, который Достоевский называл рабством прогрессивным причудам.
Дух Мюнхена никоим образом не ушел в прошлое; это был не просто краткий эпизод. Рискну даже сказать, что дух Мюнхена преобладает в ХХ веке. Робкий цивилизованный мир не нашел ничего, что могло бы противостоять натиску внезапного возрождения неприкрытого варварства, кроме уступок и улыбок. Дух Мюнхена — это болезнь воли успешных людей, это повседневное состояние тех, кто отдал себя жажде процветания любой ценой, материального благополучия как главной цели земного существования.Такие люди — а их много в современном мире — выбирают пассивность и отступление, просто чтобы их привычная жизнь могла затянуться немного дольше, просто чтобы не переступить порог невзгод сегодня — а завтра, вы увидите, все будет хорошо. (Но это никогда не будет хорошо! Цена трусости будет только злом; мы пожнем мужество и победу только тогда, когда осмелимся принести жертвы.)
И вдобавок ко всему нам угрожает разрушение, потому что физически сжатый, напряженный мир не может смешаться духовно; молекулы знания и сочувствия не могут перепрыгивать с одной половины на другую.Это представляет собой безудержную опасность: ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ между частями планеты. Современная наука знает, что подавление информации ведет к энтропии и полному разрушению. Подавление информации делает международные подписи и соглашения иллюзорными; в замкнутой зоне ничего не стоит переинтерпретировать какое-либо соглашение, даже проще — забыть о нем, как будто его на самом деле никогда не было. (Оруэлл прекрасно это понимал.) Заглушенная зона как бы населена не земными жителями, а экспедиционным корпусом с Марса; люди не знают ничего разумного об остальной части Земли и готовы пойти и растоптать ее в святом убеждении, что они пришли как «освободители».
Четверть века назад, во имя великих надежд человечества, родилась Организация Объединенных Наций. Увы, в безнравственном мире это тоже выросло до безнравственности. Это не Организация Объединенных Наций, а Организация Объединенных Наций, в которой все правительства равны; те, которые избираются свободно, те, кого насильно навязывают, и те, кто захватил власть с помощью оружия. Опираясь на корыстное пристрастие большинства, ООН ревностно охраняет свободу одних народов и пренебрегает свободой других.В результате послушного голосования он отказался проводить расследование частных обращений — стонов, криков и мольбов простых отдельных ОБЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ — недостаточно большой улов для такой великой организации. ООН не предприняла никаких усилий для того, чтобы сделать Декларацию прав человека, свой лучший документ за двадцать пять лет, ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ условием членства перед правительствами. Таким образом, он предал этих смиренных людей воле правительств, которых они не выбрали.
Казалось бы, появление современного мира находится исключительно в руках ученых; ими определяются все технические шаги человечества.Казалось бы, именно от международной доброй воли ученых, а не политиков, должно зависеть направление развития мира. Тем более что пример немногих показывает, как многого можно было бы достичь, если бы они все объединились. Но нет; ученые не проявили явной попытки стать важной, независимо действующей силой человечества. Они проводят целые съезды, отказываясь от страданий других; лучше оставаться в безопасности в стенах науки.Тот же самый дух Мюнхена распростер над ними свои слабые крылья.
Каковы же тогда место и роль писателя в этом жестоком, динамичном, расколотом мире, находящемся на грани десяти разрушений? В конце концов, мы не имеем никакого отношения к запуску ракет, мы даже не толкаем самые простые ручные тележки, нас весьма презирают те, кто уважает только материальную власть. Разве для нас тоже не естественно сделать шаг назад, потерять веру в непоколебимость добра, в неделимость истины и просто поделиться с миром своими горькими отстраненными наблюдениями: как человечество безнадежно развратилось, как люди выродились? , и как трудно жить среди них немногим прекрасным и утонченным душам?
Но мы даже не прибегаем к этому рейсу.Всякий, кто однажды принял СЛОВО, уже никогда не сможет уклониться от него; писатель — не беспристрастный судья своих соотечественников и современников, он соучастник всего зла, совершенного на его родине или своими соотечественниками. И если танки его отечества залили кровью асфальт иностранной столицы, то коричневые пятна навсегда ударили по лицу писателя. И если в одну роковую ночь задушили его спящего доверчивого Друга, то на ладонях писателя остались синяки от этой веревки.И если его молодые сограждане беззаботно заявляют о превосходстве разврата над честным трудом, если они предаются наркотикам или захватывают заложников, то их вонь смешивается с дыханием писателя.
Осмелимся ли мы заявить, что не несем ответственности за язвы современного мира?
7
Однако меня радует жизненное осознание МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ как единого огромного сердца, отбивающего заботы и проблемы нашего мира, хотя и представленные и воспринимаемые по-разному в каждом из его углов.
Помимо исконных национальных литератур, даже в прошлые века существовала концепция мировой литературы как антологии, выходящей за пределы национальных литератур, и как совокупности взаимных литературных влияний. Но произошел провал во времени: читатели и писатели знакомились с писателями других языков только по прошествии некоторого времени, иногда длящегося столетиями, так что взаимные влияния также откладывались, и антология национальных литературных высот открывалась только в глазах потомков. , а не современников.
Но сегодня между писателями одной страны и писателями и читателями другой существует взаимность, если не мгновенная, то почти таковая. Я испытываю это на себе. Те из моих книг, которые, увы, не были напечатаны в моей стране, вскоре нашли отзывчивую международную аудиторию, несмотря на поспешные и часто плохие переводы. Такие выдающиеся западные писатели, как Генрих Бёлль, предприняли их критический анализ. Все эти последние годы, когда моя работа и свобода не рухнули, когда вопреки законам гравитации они висели подвешенными, словно в воздухе, как будто ни в чем НИЧЕГО — на невидимом тупом напряжении симпатической общественной перепонки; Затем я с благодарной теплотой и совершенно неожиданно для себя узнал о дальнейшей поддержке международного братства писателей.В свой пятидесятилетний день рождения я был удивлен, получив поздравления от известных западных писателей. Никакое давление на меня не прошло незамеченным. Во время моих опасных недель исключения из Союза писателей СТЕНА ЗАЩИТЫ, выдвинутая известными писателями мира, защищала меня от более жестоких преследований; и норвежские писатели и художники гостеприимно приготовили мне крышу на случай, если моя угроза изгнания станет реальностью. Наконец, даже выдвижение моего имени на Нобелевскую премию было поднято не в стране, где я живу и пишу, а Франсуа Мориаком и его коллегами.А потом еще целые национальные союзы писателей высказались за меня.
Таким образом, я понял и почувствовал, что мировая литература больше не является абстрактной антологией или обобщением, изобретенным историками литературы; это скорее определенное общее тело и общий дух, живое сердечное единство, отражающее растущее единство человечества. Государственные границы по-прежнему багровеют, нагреваются электрическими проводами и очередями машинного огня; и различные министерства внутренних дел по-прежнему считают, что литература тоже является «внутренним делом», подпадающим под их юрисдикцию; Заголовки газет по-прежнему пишут: «Нет права вмешиваться в наши внутренние дела!» Тогда как на нашей многолюдной Земле не осталось ВНУТРЕННИХ ДЕЛ! И единственное спасение человечества — в том, чтобы каждый делал все своим делом; если люди Востока кровно озабочены тем, что думают на Западе, то люди Запада кровно озабочены тем, что происходит на Востоке.И литература, как один из самых чувствительных и отзывчивых инструментов, которыми обладает человеческое существо, была одной из первых, кто усвоил, ассимилировал, ухватился за это чувство растущего единства человечества. И поэтому я с уверенностью обращаюсь к современной мировой литературе — к сотням друзей, которых я никогда не встречал во плоти и которых, возможно, никогда не увижу.
Друзья! Давайте попробуем помочь, если мы вообще чего-нибудь стоим! Кто испокон веков составлял объединяющую, а не разделяющую силу в ваших странах, раздираемых несогласными партиями, движениями, кастами и группами? Такова по существу позиция писателей: выразителей своего родного языка — главной связующей силы нации, самой земли, которую занимает ее народ, и в лучшем случае ее национального духа.
Я верю, что мировая литература в силах помочь человечеству в эти смутные часы увидеть себя таким, какое оно есть на самом деле, несмотря на внушения предубежденных людей и партий. Мировая литература в силах передать сжатый опыт из одной страны в другую, чтобы мы перестали быть разделенными и ослепленными, чтобы можно было согласовать различные шкалы ценностей, и чтобы одна нация правильно и кратко познала истинную историю человечества. другой с такой силой узнавания и болезненного осознания, что и сам испытал то же самое, и, таким образом, мог бы избежать повторения тех же самых жестоких ошибок.И, возможно, при таких условиях мы, художники, сможем развить в себе поле зрения, чтобы охватить ВЕСЬ МИР: в центре, наблюдая, как любой другой человек, то, что лежит поблизости, по краям мы начнем рисовать то, что есть. происходит в остальном мире. И мы будем соотносить, и мы будем соблюдать мировые масштабы.
И которые, как не писатели, должны выносить приговор — не только своим неудачливым правительствам (в некоторых штатах это самый простой способ заработать себе на хлеб, занятие любого человека, который не ленив), но и людям самих себя, в своем трусливом унижении или самодовольной слабости? Кто будет судить о легкомыслии юности и о молодых пиратах, размахивающих ножами?
Нам скажут: что может сделать литература против безжалостного натиска открытого насилия? Но не будем забывать, что насилие не живет в одиночестве и не способно жить в одиночестве: оно обязательно переплетается с ложью.Между ними лежит самая сокровенная, самая глубокая из естественных связей. Насилие находит свое единственное убежище в лжи, ложь — единственная опора в насилии. Любой человек, однажды провозгласивший насилие своим МЕТОДОМ, должен неумолимо избрать ложь своим ПРИНЦИПОМ. При его рождении насилие действует открыто и даже с гордостью. Но как только он становится сильным, твердо установленным, он чувствует разрежение воздуха вокруг себя и не может продолжать существовать, не погрузившись в туман лжи, облекающий их в сладкие разговоры.Он не всегда, не обязательно, открыто душит горло, чаще он требует от своих подданных только клятвы верности лжи, только соучастия в лжи.
И простой шаг простого мужественного человека — не участвовать в лжи, не поддерживать лживые действия! Пусть ЭТО войдет в мир, пусть даже царствует в мире — но не с моей помощью. Но писатели и художники могут добиться большего: они могут ПОБЕДИТЬ ЛОЖЬ! В борьбе с ложью искусство всегда побеждает и всегда побеждает! Открыто, неопровержимо для всех! Ложь может устоять против многого в этом мире, но не против искусства.
И как только ложь рассеется, нагота насилия раскроется во всем своем уродстве — и насилие, дряхлое, падет.
Вот почему, друзья мои, я верю, что мы можем помочь миру в его раскаленный добела час. Не оправдываясь отсутствием оружия и не предаваясь легкомысленной жизни, а идя на войну!
Пословицы об истине очень популярны в русском языке. Они дают устойчивое, а иногда и поразительное выражение немаловажному суровому национальному опыту:
ОДНО СЛОВО ИСТИНЫ ВЕСИТ ВЕСЬ МИР.
И именно здесь, на воображаемой фантазии, нарушении принципа сохранения массы и энергии, я основываю как свою деятельность, так и свое обращение к писателям всего мира.
* Поставляется только в Шведскую академию и не читается как лекция.
1. Главное управление исправительно-трудовых лагерей.
Из Нобелевских лекций, литература 1968-1980 гг. , ответственный редактор Торе Френгсмир, редактор Стуре Аллен, World Scientific Publishing Co., Сингапур, 1993 г. Авторское право © Нобелевский фонд 1970 г. Для цитирования в этом разделе
MLA style: Александр Солженицын — Нобелевская лекция. NobelPrize.org. Нобелевская премия AB 2021. Пт. 13 августа 2021 г.
% PDF-1.4 % 2884 0 объект > эндобдж xref 2884 113 0000000016 00000 н. 0000002616 00000 н. 0000004058 00000 н. 0000004223 00000 п. 0000004669 00000 н. 0000004712 00000 н. 0000004755 00000 н. 0000005653 00000 п. 0000006869 00000 н. 0000007103 00000 н. 0000396968 00000 н. 0000425910 00000 н. 0000426752 00000 н. 0000426830 00000 н. 0000426938 00000 н. 0000427047 00000 н. 0000427157 00000 н. 0000591543 00000 н. 0000591692 00000 н. 0000591769 00000 н. 0000591932 00000 н. 0000592250 00000 н. 0000592357 00000 н. 0000592634 00000 н. 0000592956 00000 н. 0000593067 00000 н. 0000593273 00000 н. 0000593637 00000 н. 0000593744 00000 н. 0000593972 00000 н. 0000594284 00000 н. 0000594395 00000 н. 0000594600 00000 н. 0000594936 00000 н. 0000595043 00000 н. 0000595267 00000 н. 0000595581 00000 н. 0000595692 00000 п. 0000595897 00000 н. 0000596238 00000 н. 0000596345 00000 п. 0000596580 00000 н. 0000596894 00000 н. 0000597005 00000 н. 0000597210 00000 н. 0000597584 00000 н. 0000597691 00000 п. 0000597928 00000 н. 0000598247 00000 н. 0000598358 00000 п. 0000598563 00000 н. 0000598901 00000 н. 0000599009 00000 н. 0000599244 00000 н. 0000599559 00000 н. 0000599670 00000 н. 0000599874 00000 н. 0000600237 00000 п. 0000600345 00000 п. 0000600578 00000 п. 0000600893 00000 п. 0000601004 00000 н. 0000601209 00000 н. 0000601550 00000 н. 0000601658 00000 н. 0000601897 00000 н. 0000602213 00000 н. 0000602324 00000 н. 0000602408 00000 п. 0000602613 00000 н. 0000604979 00000 п. 0000605087 00000 н. 0000605326 00000 н. 0000605638 00000 п. 0000605749 00000 н. 0000605833 00000 н. 0000606036 00000 н. 0000606386 00000 п. 0000606494 00000 н. 0000606726 00000 н. 0000607038 00000 п. 0000607149 00000 н. 0000607233 00000 н. 0000607436 00000 н. 0000607784 00000 н. 0000607892 00000 н. 0000608126 00000 н. 0000608438 00000 н. 0000608549 00000 н. 0000608752 00000 н. 0000609098 00000 н. 0000609206 00000 н. 0000609442 00000 н. 0000609753 00000 п. 0000609864 00000 н. 0000610067 00000 н. 0000610412 00000 п. 0000610520 00000 н. 0000610754 00000 п. 0000611067 00000 п. 0000611178 00000 п. 0000611381 00000 п. 0000611729 00000 п. 0000611837 00000 н. 0000612079 00000 п. 0000612393 00000 н. 0000612504 00000 н. 0000612707 00000 н. 0000613130 00000 н. 0000613238 00000 н. 0000613480 00000 н. 0000002717 00000 н. 0000004034 00000 н. трейлер ] >> startxref 0 %% EOF 2885 0 объект > эндобдж 2995 0 объект > ручей HVoLe zm ⲙ j \ (/ @ fL ($ | qJhmIkP (k QÇŔFMAK.D9 kq> «C (,}
% PDF-1.6 % 2338 0 obj> эндобдж xref 2338 237 0000000016 00000 н. 0000006274 00000 н. 0000006412 00000 н. 0000006601 00000 п. 0000006659 00000 н. 0000006791 00000 н. 0000006969 00000 н. 0000007081 00000 н. 0000007106 00000 н. 0000141234 00000 н. 0000141309 00000 н. 0000141425 00000 н. 0000141569 00000 н. 0000141714 00000 н. 0000141770 00000 н. 0000141891 00000 н. 0000142051 00000 н. 0000142221 00000 н. 0000142277 00000 н. 0000142413 00000 н. 0000142572 00000 н. 0000142708 00000 н. 0000142763 00000 н. 0000142899 00000 н. 0000143057 00000 н. 0000143197 00000 н. 0000143252 00000 н. 0000143410 00000 н. 0000143563 00000 н. 0000143705 00000 н. 0000143760 00000 н. 0000143899 00000 н. 0000144016 00000 н. 0000144071 00000 н. 0000144170 00000 н. 0000144227 00000 н. 0000144347 00000 н. 0000144403 00000 н. 0000144538 00000 п. 0000144594 00000 н. 0000144718 00000 н. 0000144774 00000 н. 0000144894 00000 н. 0000144950 00000 н. 0000145069 00000 н. 0000145125 00000 н. 0000145181 00000 п. 0000145287 00000 н. 0000145343 00000 п. 0000145442 00000 н. 0000145498 00000 н. 0000145612 00000 н. 0000145668 00000 н. 0000145724 00000 н. 0000145811 00000 н. 0000145867 00000 н. 0000145948 00000 н. 0000146122 00000 н. 0000146223 00000 п. 0000146278 00000 н. 0000146359 00000 п. 0000146415 00000 н. 0000146517 00000 н. 0000146573 00000 н. 0000146678 00000 н. 0000146734 00000 н. 0000146839 00000 н. 0000146895 00000 н. 0000146997 00000 н. 0000147053 00000 н. 0000147157 00000 н. 0000147213 00000 н. 0000147317 00000 н. 0000147373 00000 п. 0000147477 00000 н. 0000147533 00000 н. 0000147589 00000 н. 0000147645 00000 н. 0000147741 00000 н. 0000147797 00000 н. 0000147901 00000 н. 0000147957 00000 н. 0000148013 00000 н. 0000148108 00000 н. 0000148163 00000 п. 0000148256 00000 н. 0000148312 00000 н. 0000148426 00000 н. 0000148482 00000 н. 0000148538 00000 н. 0000148638 00000 н. 0000148694 00000 н. 0000148776 00000 н. 0000148935 00000 н. 0000149035 00000 н. 0000149092 00000 н. 0000149189 00000 н. 0000149342 00000 п. 0000149436 00000 н. 0000149492 00000 н. 0000149630 00000 н. 0000149687 00000 н. 0000149791 00000 н. 0000149848 00000 н. 0000149948 00000 н. 0000150005 00000 н. 0000150109 00000 п. 0000150166 00000 н. 0000150223 00000 н. 0000150280 00000 н. 0000150388 00000 н. 0000150445 00000 н. 0000150502 00000 н. 0000150559 00000 н. 0000150659 00000 н. 0000150716 00000 н. 0000150818 00000 н. 0000150875 00000 н. 0000150990 00000 н. 0000151047 00000 н. 0000151143 00000 н. 0000151200 00000 н. 0000151318 00000 н. 0000151375 00000 н. 0000151509 00000 н. 0000151566 00000 н. 0000151685 00000 н. 0000151742 00000 н. 0000151840 00000 н. 0000151897 00000 н. 0000151994 00000 н. 0000152051 00000 н. 0000152108 00000 н. 0000152204 00000 н. 0000152260 00000 н. 0000152363 00000 н. 0000152420 00000 н. 0000152532 00000 н. 0000152589 00000 н. 0000152700 00000 н. 0000152757 00000 н. 0000152880 00000 н. 0000152936 00000 н. 0000153052 00000 н. 0000153108 00000 н. 0000153164 00000 н. 0000153253 00000 н. 0000153309 00000 н. 0000153417 00000 н. 0000153474 00000 н. 0000153577 00000 н. 0000153634 00000 н. 0000153733 00000 н. 0000153790 00000 н. 0000153888 00000 н. 0000153945 00000 н. 0000154041 00000 н. 0000154098 00000 н. 0000154200 00000 н. 0000154257 00000 н. 0000154362 00000 н. 0000154419 00000 н. 0000154511 00000 н. 0000154568 00000 н. 0000154625 00000 н. 0000154715 00000 н. 0000154771 00000 н. 0000154874 00000 н. 0000154931 00000 н. 0000155049 00000 н. 0000155106 00000 н. 0000155222 00000 н. 0000155279 00000 н. 0000155400 00000 н. 0000155457 00000 н. 0000155555 00000 н. 0000155612 00000 н. 0000155712 00000 н. 0000155769 00000 н. 0000155863 00000 н. 0000155920 00000 н. 0000155977 00000 н. 0000156078 00000 н. 0000156133 00000 н. 0000156241 00000 н. 0000156370 00000 н. 0000156427 00000 н. 0000156574 00000 н. 0000156675 00000 н. 0000156731 00000 н. 0000156833 00000 н. 0000156992 00000 н. 0000157079 00000 п. 0000157136 00000 н. 0000157236 00000 н. 0000157293 00000 н. 0000157399 00000 н. 0000157456 00000 н. 0000157566 00000 н. 0000157623 00000 н. 0000157680 00000 н. 0000157737 00000 н. 0000157840 00000 н. 0000157897 00000 н. 0000158012 00000 н. 0000158069 00000 н. 0000158168 00000 н. 0000158225 00000 н. 0000158282 00000 н. 0000158339 00000 н. 0000158447 00000 н. 0000158504 00000 н. 0000158636 00000 н. 0000158693 00000 н. 0000158813 00000 н. 0000158869 00000 н. 0000158925 00000 н. 0000159012 00000 н. 0000159069 00000 н. 0000159165 00000 н. 0000159222 00000 н. 0000159330 00000 н. 0000159387 00000 н. 0000159504 00000 н. 0000159561 00000 н. 0000159618 00000 н. 0000159699 00000 н. 0000159753 00000 н. 0000159836 00000 н. 0000159891 00000 н. 0000159983 00000 н. 0000160038 00000 н. 0000160141 00000 п. 0000160196 00000 н. 0000160289 00000 н. 0000160343 00000 п. 0000005149 00000 п. трейлер ] >> startxref 0 %% EOF 2574 0 obj> поток g ޢ + Z ^; / B0V @ M! wLdzU ВF2b \ # ֭ ޠ = # yD ;.y2A4ejZC:
zj
% PDF-1.4 % 2768 0 объект > эндобдж xref 2768 201 0000000016 00000 н. 0000004376 00000 п. 0000004719 00000 н. 0000004793 00000 н. 0000006134 00000 н. 0000006595 00000 н. 0000006665 00000 н. 0000006779 00000 н. 0000006892 00000 н. 0000007030 00000 н. 0000007159 00000 н. 0000007334 00000 н. 0000007506 00000 н. 0000007630 00000 н. 0000007723 00000 н. 0000007863 00000 н. 0000007928 00000 п. 0000008037 00000 н. 0000008102 00000 п. 0000008245 00000 н. 0000008377 00000 н. 0000008508 00000 н. 0000008638 00000 н. 0000008769 00000 н. 0000008901 00000 н. 0000009042 00000 н. 0000009180 00000 н. 0000009293 00000 п. 0000009451 00000 п. 0000009672 00000 н. 0000009788 00000 н. 0000009959 00000 н. 0000010092 00000 п. 0000010225 00000 п. 0000010358 00000 п. 0000010491 00000 п. 0000010624 00000 п. 0000010757 00000 п. 0000010890 00000 п. 0000011022 00000 п. 0000011154 00000 п. 0000011286 00000 п. 0000011418 00000 п. 0000011550 00000 п. 0000011682 00000 п. 0000011814 00000 п. 0000011946 00000 п. 0000012211 00000 п. 0000012326 00000 п. 0000012441 00000 п. 0000012572 00000 п. 0000012703 00000 п. 0000012834 00000 п. 0000012965 00000 п. 0000013096 00000 п. 0000013227 00000 н. 0000013358 00000 п. 0000013598 00000 п. 0000013713 00000 п. 0000013828 00000 п. 0000013959 00000 п. 0000014166 00000 п. 0000014281 00000 п. 0000014396 00000 п. 0000014527 00000 п. 0000014658 00000 п. 0000014789 00000 п. 0000014920 00000 п. 0000015051 00000 п. 0000015182 00000 п. 0000015313 00000 п. 0000015444 00000 п. 0000015675 00000 п. 0000015790 00000 п. 0000015905 00000 п. 0000016036 00000 п. 0000016167 00000 п. 0000016298 00000 п. 0000016523 00000 п. 0000016638 00000 п. 0000016753 00000 п. 0000016884 00000 п. 0000017112 00000 п. 0000017227 00000 п. 0000017342 00000 п. 0000017473 00000 п. 0000017604 00000 п. 0000017735 00000 п. 0000017849 00000 п. 0000017964 00000 п. 0000018095 00000 п. 0000018225 00000 п. 0000018355 00000 п. 0000018485 00000 п. 0000018615 00000 п. 0000018745 00000 п. 0000018875 00000 п. 0000019005 00000 п. 0000019135 00000 п. 0000019266 00000 п. 0000019532 00000 п. 0000019798 00000 п. 0000019913 00000 п. 0000020128 00000 н. 0000020318 00000 п. 0000020455 00000 п. 0000020586 00000 п. 0000020719 00000 п. 0000020837 00000 п. 0000020984 00000 п. 0000021248 00000 п. 0000021414 00000 п. 0000021607 00000 п. 0000021822 00000 п. 0000022047 00000 н. 0000022166 00000 п. 0000022336 00000 п. 0000022506 00000 п. 0000022733 00000 п. 0000022847 00000 п. 0000023021 00000 п. 0000023196 00000 п. 0000023417 00000 п. 0000023607 00000 п. 0000023733 00000 п. 0000023911 00000 п. 0000024050 00000 п. 0000024275 00000 п. 0000024389 00000 п. 0000024563 00000 п. 0000024718 00000 п. 0000024905 00000 п. 0000025100 00000 н. 0000025298 00000 п. 0000025471 00000 п. 0000025636 00000 п. 0000025798 00000 п. 0000025973 00000 п. 0000026123 00000 п. 0000026251 00000 п. 0000026405 00000 п. 0000026571 00000 п. 0000026737 00000 п. 0000026946 00000 п. 0000027155 00000 п. 0000027281 00000 п. 0000027411 00000 п. 0000027619 00000 н. 0000027745 00000 п. 0000027872 00000 н. 0000028037 00000 п. 0000028174 00000 п. 0000028308 00000 п. 0000028438 00000 п. 0000028564 00000 п. 0000028695 00000 п. 0000028866 00000 п. 0000029075 00000 н. 0000029211 00000 п. 0000029351 00000 п. 0000029488 00000 н. 0000029616 00000 п. 0000029767 00000 п. 0000029904 00000 н. 0000030047 00000 п. 0000030211 00000 п. 0000030409 00000 п. 0000030591 00000 п. 0000030756 00000 п. 0000030928 00000 п. 0000030971 00000 п. 0000031536 00000 п. 0000031768 00000 п. 0000032501 00000 п. 0000032727 00000 н. 0000032758 00000 п. 0000032813 00000 п. 0000032836 00000 п. 0000033459 00000 п. 0000033482 00000 п. 0000034061 00000 п. 0000034084 00000 п. 0000034663 00000 п. 0000034686 00000 п. 0000035265 00000 п. 0000035288 00000 п. 0000035867 00000 п. 0000035890 00000 п. 0000036489 00000 п. 0000036512 00000 п. 0000037056 00000 п. 0000037079 00000 п. 0000061021 00000 п. 0000083689 00000 п. 0000086368 00000 п. 0000086576 00000 п. 0000086656 00000 п. 0000087515 00000 п. 0000088029 00000 п. 0000004937 00000 н. 0000006110 00000 п. трейлер ] >> startxref 0 %% EOF 2769 0 объект > >> / LastModified (D: 20011210141216) / MarkInfo> >> эндобдж 2770 0 объект > эндобдж 2771 0 объект > эндобдж 2967 0 объект > ручей HU_h [UνYd66s˂ [9VPP’0 ۆ v> Ага) M7 ݛ @ nT2RFLA | 2sKm9 ~ w
Перл-Харбор в ретроспективе — Атлантика
Перл-Харбор поразил страну, пресыщенную тревогой войны.Правда, набросились и фактически вышли на стрельбища с немецкими подводными лодками. Но как народ мы все еще говорили о войне, не осознавая ее неизбежности. Затем, в наше национальное самодовольство, по нашей самой сильной точке был нанесен неожиданный удар!
Мы недооценили военную мощь Японии. Что касается военных и военно-морских оценок, то о Японии следовало судить в основном по ее прошлым достижениям. Мощность не может быть измерена только по отчетам о силе, даже если фактическая сила известна.Военный рекорд Японии не был впечатляющим. Она боролась только с одной великой державой (если можно так оценивать Россию 1904–1905 годов), а также с натиском на изолированную немецкую колонию. Наиболее показательными были события за четыре года до Перл-Харбора, когда она вела активную войну в Китае. Мы довольно точно знали о недостатках Китая в современном оборудовании, ресурсах и обучении. Наши карты и временные шкалы, когда мы следили за войной, ясно указывали на низкий рейтинг японского военного мастерства, если судить по современным стандартам.
У нас была мера. Нет лучшей меры того, что может сделать электростанция, если вы не можете измерить ее своими собственными приборами, чем то, что она сделала. У нас не было причин сомневаться в приблизительной точности наших мерок. И все же это было полностью ложным.
Я помню инцидент, произошедший незадолго до Перл-Харбора. Мы опасались, что японские войска в Индокитае могут наступить на северном конце Бирманской дороги, у Куньмина. Секретарь Стимсон спросил меня, сколько времени займет такое движение.Военная разведка учла местность и противостоящие силы и применила свои критерии. Соответственно, я ответил: «Три месяца», и настаивал на своем, когда секретарь попытался встряхнуть меня. По сравнению с тем, что позже сделали японцы в Малайе, Бирме и на Филиппинах, моя оценка продвижения Куньмина была похожа на то, что скаковой лошади приписывали скорость першерона. Эффективность японской военной мощи, измеренная в пространстве и времени, за шесть месяцев между Перл-Харбором и Мидуэем удивила мир.
Способность японцев атаковать Гавайи, Панаму или Западное побережье, в первую очередь, была проблемой военно-морского флота. К сожалению, наш флот недооценил японскую морскую и воздушно-морскую мощь даже больше, чем мы в армии недооценили эффективность их сухопутных и военно-воздушных сил. Японский флот видел даже меньше современной войны, чем японская армия. Никаких критериев, истинных или ложных, не могло быть. Независимо от того, из-за этого или несмотря на это, японские военно-морские силы не пользовались уважением со стороны наших военно-морских властей.Я помню, как адмирал Келли Тернер выразил на британо-американском штабном совещании за шесть месяцев до Перл-Харбора свою уверенность в нашей способности удерживать японский флот в домашних водах просто за счет круиза нашего флота в середине Тихого океана. Я предположил, что это будет просто «бой с тенью» — боюсь, к раздражению адмирала. Также было прямое заявление офицера по военным планам адмирала Киммела о том, что нападения на Перл-Харбор с воздуха «никогда» не будет. В частности, временные отряды авианосцев и крейсеров из основной части Тихоокеанского флота, по крайней мере, негласно одобренные военно-морским ведомством, почти совпадающие с их ноябрьскими предупреждениями о войне, были практическим отражением взглядов ВМФ на возможность крупных операций Японии. в море.
Еще один важный фактор почти до последнего вошел в наши оценки. Речь шла о том, будет ли Япония по своей инициативе немедленно втянуть нас в войну после завершения своей дипломатической конференции в Вашингтоне. Осенью 1941 года стало очевидно, что конференция, вероятно, закончится без согласия. Наше растущее экономическое давление на Японию, плюс милитаристский состав правительства, которое затем пришло к власти, и их частичная потеря лица в Китае, означали вероятное возобновление их завоевательной политики.В каком направлении японцы нанесут удар и против кого?
Было много причин, политических и экономических, предполагать, что они нанесут удар на юг. Они уже оккупировали Индокитай под тонким слоем законности. За гранью лежали богатства Малайи и Ост-Индии. Масло и резина им особенно нужны. Также были возможности в направлении Австралии, Бирмы и Индии.
Это действительно была линия, которую они выбрали. Это означало неспровоцированную войну с англичанами и голландцами, но не обязательно с нами.Мы предположили, что они знали о сильном настроении в этой стране против участия в войне. «Америка прежде всего» все еще была заграницей, и она была очень громкой. Угрожали нанесением увечий. Даже в нашей новой армии недоумение и недовольство придумали лозунг «За холмом [дезертирство] в октябре». Недавно мы спасли эту армию от полного распада всего одним голосованием в Палате представителей!
Если бы Япония не напала на нас, когда Вашингтонская конференция провалилась, было два варианта действий, которые могли бы привести к нашему вмешательству в ее политику завоевания.Президент мог убедить Конгресс объявить войну или мог поставить американские войска на пути японского наступления. В любом случае администрация столкнулась бы с большими трудностями, а ее успех — проблематичным. И как бы вопили изоляционистские элементы в стране — «Ось Херста-Маккормика-Паттерсона», «Америка прежде всего» и другие! Американские жизни должны быть принесены в жертву защите британских и голландских колоний и Сиама! Все это японцы, должно быть, знали. Они определенно упустили пари, когда поняли, что их переговоры в Вашингтоне потерпят неудачу, поскольку не займутся своими южными делами и поставят нас в тупик.
Посредством «магии», нашего устройства для взлома кода, мы прочли сильный намек в этой строке Токио от посла Номуры в Вашингтоне. И он был прав; ибо, что бы мы ни делали, японцы должны были выиграть время для захвата и консолидации своих южных завоеваний и получить еще большее преимущество, в конечном счете, в борьбе с Америкой, раздираемой раздорами. Вместо этого они решили ввести нас немедленно и столь коварным нападением, что полное единство в наших военных усилиях было мгновенно обеспечено.Да, мы недооценили их военную мощь; но их фундаментальная неспособность понять Америку и наш потенциал в долгой войне (на что также указал им их посол) была колоссальной.
Утверждалось, что японцы должны были атаковать наш флот при возобновлении своей завоевательной политики, потому что это представляло собой невыносимую стратегическую угрозу на их фланге. Флот, безусловно, был важным элементом тихоокеанской стратегии, и с японской точки зрения его повреждение или уничтожение было весьма желательно.Но на самом деле это не было непосредственной угрозой для Японии и не могло серьезно отпугнуть ее в первые месяцы любой кампании, которую она могла решить начать за щитом своих подмандатных островов. Ведь наш флот в любых операциях на Дальнем Востоке явно уступал бы японскому в воздушной и морской мощи и особенно в тыловом обеспечении.
У нас не было баз за пределами Гавайев, способных справиться с флотом. Нам не хватало «поезда», огромных сил снабжения и ремонтных судов, которые были бы необходимы для таких удаленных операций.Это тоже должны были знать японцы. Даже самое крайнее заблуждение относительно относительной эффективности противостоящих сил не привело бы наш флот так далеко от его базы в течение значительного периода времени. А если бы это было так, адмирал Ямамото мог бы решить свою проблему еще более трагично для нас.
Ни один из упомянутых выше факторов — наша недооценка военной мощи Японии или наша оценка преимуществ, которые она получит, если она возложит на нас бремя войны — ни одно из соображений не заставило нас игнорировать возможность немедленного нападения Японии на нас. когда закончится вашингтонская конференция, или вероятность того, что мы в конечном итоге будем вовлечены в ее войну.Предупреждения о войне от 24 и 27 ноября, а также многочисленные дискуссии, завершившиеся беспрецедентным обращением президента Рузвельта к японскому императору, ясно показывают это. Также было совершенно очевидно, что решение пригласить нас изначально или переложить ответственность на нас оставалось исключительно за Японией.
Высшее командование нашей армии и флота считало, что они подготовились либо к возможной, либо к немедленной войне, насколько это было возможно для людей. Но все же это было трудно предсказать, да и вообще мы не предвидели, что японцы совершат такую большую ошибку, как Перл-Харбор, беспричинно объединив военный дух и потенциал Америки.Мы переоценили их интеллект.
Этот промах в сфере высокой политики в конечном итоге стоил Японии ее империи. Но это еще не все. С точки зрения тактики, решение японцев внезапно атаковать Перл-Харбор было сопряжено с огромным риском. Как позднее засвидетельствовал генерал Маршалл: «Сюрприз — это либо триумф, либо катастрофа. Если это окажется катастрофой, вся японская кампания будет провалена ».
Наш флот и крепость вместе составляли то, что в то время, вероятно, было самым грозным опорным пунктом в мире.Крепость с усиленным гарнизоном имела большую огневую мощь и немалую авиацию. «Присутствие флота, — сказал генерал Маршалл президенту, — снижает угрозу крупного нападения». Если бы флот держался вместе и был развернут в соседних водах, он мог бы сохранить господство на море. Шесть месяцев спустя у Мидуэя более слабые силы при поддержке гораздо меньшего количества самолетов наземного базирования нанесли решительный удар японскому флоту, намного превосходящему тех, кто бомбил Перл-Харбор.
Это правда, что большая часть нашей авиации не была в состоянии боевой готовности или иным образом недоступна, когда началось нападение; но японцы должны были предположить, что так оно и будет, хотя, конечно, так могло и быть.Наши радиолокационные станции закрылись после 7.00 утра, но японцы вряд ли могли знать об этом. Хотя мы не могли сравниться с авианосными авианосными силами Японии, самолет за самолетом, у нас было огромное потенциальное преимущество в виде близлежащих наземных баз для большей части наших войск. Самолеты противника также должны были рассчитывать на встречу с хорошо оснащенными и, предположительно, хорошо подготовленными зенитными батареями, как на плаву, так и на берегу. Если не принимать во внимание высокую политику, нападение японцев на такое плацдармное место, под бдительным командованием , было, на первый взгляд, маловероятным.
Наши рассуждения были правильными. Недостаток заключался в фразе «под командованием тревоги».
Гавайская крепость и военно-морская база были построены только для одного потенциального врага, Японии. Исследования, касающиеся японцев, основывались на их военных характеристиках. Было хорошо известно, что они подвержены предательству и неожиданностям. Сам президент, менее чем за две недели до Перл-Харбора, заметил, что «японцы известны тем, что нападают без предупреждения».
Стратегическое значение Гавайев в сочетании с возможностью внезапности со стороны его единственного потенциального врага всегда было с нами, какими бы ни были вероятности других действий Японии в любой данной ситуации и в любой момент времени.Ответ мог заключаться только в готовности гавайцев встретить нападение, когда бы и как бы оно ни было совершено. Это преподавалось в армии в течение многих лет — в сочетании с искренней надеждой на то, что мы можем получить какое-нибудь предупреждение о войне.
Тип фактически совершенной атаки — то, как она была, — ни в коем случае не был упущен из виду военными. За много лет до 1941 года наш флот совершил маневренную атаку на Перл-Харбор, очень похожую на настоящую. В начале и середине 1930-х годов серьезно обсуждалась возможность такого нападения.Генерал Драм, когда командовал на Гавайях, вел долгую переписку с военным министерством по этому поводу. Даже «безлюдное море», область между большими полосами движения в Тихом океане, по которой атакующие силы могли незамеченными приблизиться к Гавайям, было отмечено в наших оборонных исследованиях.
В январе 1941 года министр ВМФ перечислил первые три гавайские опасности «в порядке важности и вероятности… (1) бомбардировка с воздуха, (2) атака самолета-торпедоносца, (3) саботаж.Военный секретарь согласился. Генералы Маршалл и Шорт вели переписку по этому поводу той весной, и первый указал, что первые шесть часов боевых действий, вероятно, будут решающими на Гавайях. В марте два старших офицера авиации, генерал Мартин и адмирал Беллинджер, провели оборонное исследование, в котором они практически назвали очередь того, что произошло позже. А в мае генерал Шорт написал начальнику штаба о совместных маневрах, которые он провел с флотом, темой которых была защита Гавайев от авианалета с авианосцев.
Ситуация, которая существовала на Гавайях в ноябре и начале декабря 1941 года, представляла для командования гораздо менее сложную проблему, чем многие из бесчисленных исследований и маневров, которыми в течение многих лет воспитывались армия и флот. Часто наши предполагаемые ситуации предполагали нападение японцев после очень короткого периода напряженных отношений или их отсутствия вообще — «внезапно». Часто наши военно-морские силы, предположительно находящиеся в водах Гавайев, состояли только из местных подводных лодок и авиационных эскадрилий, поддерживаемых неукрепленным гарнизоном.И редко, если вообще когда-либо, проблемы приводили к конкретным предупреждениям или директивам военного и военно-морского ведомств.
Напротив, нападение на Перл-Харбор последовало за длительным периодом напряженных отношений. Мы постепенно оказывали экономическое давление на Японию. Они послали одного из своих ведущих дипломатов (кстати, через Гавайи) по мере приближения кризиса на затянувшейся конференции в Вашингтоне. Основная часть нашего боевого флота находилась в гавайских водах. Наш гавайский гарнизон получил материальное усиление.И, наконец, задолго до того, как ситуация изменилась, тамошние командующие армией и флотом получили от своих начальников директивы, в которых содержались четкие предупреждения о возможном начале боевых действий в любое время. Если бы такая ситуация была предложена в качестве основы для теоретической военной игры или маневра, она, вероятно, была бы сразу отвергнута. Ибо это не представляло бы проблемы для решения: ответ был бы слишком очевиден — полная тревога и активация утвержденных планов.
Я сказал, что депеши военного и военно-морского ведомств содержали четкие предупреждения о возможных боевых действиях.Я думаю, что запись меня подтвердит. Посмотрим на это.
Еще 25 июля, когда мы заморозили японские активы, командование Тихоокеанского региона, включая Гавайи, было проинформировано об этом военным и военно-морским департаментами, «чтобы вы могли принять соответствующие меры предосторожности против любых возможных событий». 24 ноября совместная депеша армии и флота указала на возможность «внезапных агрессивных движений японцев в любом направлении». 27 ноября военно-морское ведомство отправило еще одну депешу, начинающуюся: «Это следует рассматривать как предупреждение войны» — без особых сомнений. об этом.В тот же день военное министерство отправило еще одно за подписью генерала Маршалла, а военная разведка проследила за ним, направив сообщение G-2.
Депеша Маршалла частично гласила: «Будущие действия Японии непредсказуемы, но враждебные действия возможны в любой момент. Если нельзя избежать военных действий, повторять нельзя, Соединенные Штаты желают, чтобы Япония совершила первый открытый акт. Эта политика не должна, повторяю, не истолковываться как ограничение ваших действий, которые могут поставить под угрозу вашу защиту.Перед враждебными действиями Японии вы должны провести такую разведку и другие меры, которые вы сочтете необходимыми, но эти меры должны быть приняты таким образом, чтобы, повторяю, не тревожить гражданское население или не раскрывать намерения. Сообщите о принятых мерах ».
С тех пор эта отправка подверглась критике как приказ «не делать». В его составлении военная разведка не принимала участия, и меня лично не беспокоит полемика «не делай». Но помимо некоторой неясности в отношении неразглашения намерений, «нельзя» волноваться не о чем — не начинайте войну; не тревожьте мирных жителей.Это была старая армейская политика. Важность сообщения заключается в том, что оно должно было передать и что оно действительно передавало — другим.
Он был составлен под личным контролем военного министра, который имел в виду, что «защита от нападения Японии была первым соображением». Генерал Маршалл позже кратко определил депешу как «командную директиву для предупреждения о состоянии войны». Действительно, трудно пропустить четкое предупреждение о войне в фразах самого сообщения.Филиппины, Панама и Западное побережье получили такую же или очень похожую депешу, не сомневались в ее намерениях и действовали соответственно. Только Гавайи, решающий поворот в японской войне, считали, что такое предупреждение имеет лишь небольшое локальное применение.
Куда бы и когда бы Вашингтон ни подумал, что японская кошка, вероятно, прыгнет, главной задачей Гавайев было встретить ее там, если она появится. Однако и армейское, и военно-морское командование там действовало так, как будто не было шансов на то, что японцы нападут на них за границей.То, что они на самом деле делали и чего не делали, было написано просто: «Здесь этого не может быть».
С тех пор предполагалось, что Гавайи не были в тревоге, потому что Вашингтон думал, что японцы не нападут там. Это предложение очень четко указывает на ключевой вопрос. Ибо верно обратное: Вашингтон считал, что японцы не нападут на Гавайи в основном потому, что считали, что Гавайи были предупреждены и подготовлены.
Это было предположение, но это было настолько фундаментальное предположение, основанное на стольких годах идеологической обработки, а также на отданных приказах, что оно не было подвергнуто сомнению никем в Вашингтоне, начиная с президента.Потому что пушки не стреляют или самолеты летают сами по себе.
Генерала Маршалла, выступая перед комитетом Конгресса, спросили: «Имел ли президент Соединенных Штатов, по вашему мнению, право полагать, что командование на Гавайях было должным образом предупреждено утром 7 декабря?» Генерал ответил: «Я думаю, он имел полное право предполагать это». Вашингтон был удивлен атакой на Перл-Харбор, но не так сильно, как тем, с чем там столкнулся противник.
Ибо военное министерство фактически разрезало семена авиации, чтобы укрепить гавайскую оборону.То, что можно было сэкономить только в ущерб другим командам, в самолетах, зенитной артиллерии и радиолокационном оборудовании, отправилось на Гавайи. На тот период Филиппины остались практически беспомощными, и даже жизненно важная артерия, протекающая через Панаму, не использовалась — до тех пор, пока Гавайи не получили то, что можно было получить. Тогда и только тогда, примерно в августе, Вашингтон начал застраивать Панаму и Филиппины. Тем не менее, когда пришел Перл-Харбор, Гавайи были гораздо лучше оснащены для защиты, чем любой из двух других крупных форпостов или наше собственное Западное побережье.
Но Гавайи снизили свою бдительность, чтобы «предупредить о саботаже» на суше и «условие 3» на плаву. По этому поводу генерал Маршалл свидетельствовал: «Я никогда не мог понять, что произошло между тем периодом, когда так много говорилось [на Гавайях] о воздушном нападении, необходимости зенитной артиллерии, необходимости самолетов для разведки, необходимости штурмовых самолетов для защита и другие требования, которые очень определенно и однозначно предвосхищали воздушное нападение — я никогда не мог понять, почему внезапно это стало второстепенным вопросом.»
Было высказано предположение, что высшее командование в Вашингтоне пренебрегало важным аспектом гавайской безопасности, единства командования. Это не было пренебрежением: единство было практически невозможным в те довоенные дни. В течение многих лет Гавайи были экспонатом А для как сторонники, так и противники единого командования. За три недели до Перл-Харбора последняя попытка достичь единства потерпела неудачу. Только административный приказ или война могли навязать это. После войны, со всеми ее уроками в прошлом, потребовалось два лет, чтобы сделать возможным единство командования (и других функций) посредством слияния армии и флота — если они действительно слились!
Адмирал Хэлси в своей книге возлагает вину за Перл-Харбор на Конгресс, за его неспособность соответствующие средства, необходимые для адекватной защиты.Это довольно надуманно, поскольку вопрос явно касался не того, что было у гавайских командиров, а того, что они сделали и не сделали с этим. Тогда они даже не планировали его использовать. И описание адмиралом Хэлси радикальных мер, которые он сам предпринял, чтобы предотвратить воздушную неожиданность во время своего круиза на Мидуэй, непосредственно перед атакой — его знаменитое «сначала стреляй, а потом спорь» — странным образом совпадает с почти полной неподготовленностью Гавайев стрелять по все.
Также указывалось, что в оценках военной и морской разведки будущего хода мировой войны, сделанных в месяцы, предшествующие Перл-Харбору, не упоминается возможное нападение Японии там.Это совершенно верно. Но предположим, что мы сказали Гавайям, что японцы могут атаковать — было бы это новостью? Почему — с какой основной целью здесь находился гарнизон и против какого единственного потенциального врага? Зачем там флот? Что наши давние напряженные отношения с Японией значили для ключа к Тихому океану? А как насчет тех лет, которые мы уделяли безопасности Гавайев в стратегии японской войны? Должен ли охранник, когда противоборствующая команда собирается сбиться в кучу, говорить: «Эта игра может пройти через вас?» Я охотно беру на себя свою долю ответственности за упущение очевидного.
Акцент на опасности саботажа также был сделан для объяснения того, почему Гавайи не были предупреждены о нападении из-за границы. Но насколько сильным был этот акцент? Правда, о подрывной деятельности говорилось в послании Группе 2 от 27 ноября, которое гласило: «Японские переговоры зашли в практический тупик. Могут последовать военные действия. Можно ожидать подрывной деятельности. Информировать только командующего и начальника штаба. Майлз. Бог знает, что подрывная деятельность была проблемой на Гавайях, где проживало много японцев; но решающим предложением в послании, безусловно, было «могут начаться боевые действия.«Что касается Гавайев, то предупреждение о военных действиях Японии означало возможность нападения; и эта опасность, какой бы серьезной она ни была, по важности превосходила все остальное.
Была также депеша, отправленная в двух экземплярах начальником авиационного корпуса и генерал-адъютантом в качестве меры предосторожности против саботажа самолетов. Но ни одна из этих депеш не заменяла и не изменяла приказа о предупреждении военного ведомства, и не была так интерпретирована какой-либо командой, которая их получила. Даже Гавайи считали их только сторонниками уже принятого решения о предупреждении только саботажа.
Военное министерство осуждено за то, что оно не сообщило Гавайям, что его предупреждение не соответствовало ни ситуации, ни целям приказа генерала Маршалла. Этот приказ требовал отчета о предпринятых действиях. Гавайское командование сообщило: «Предупреждено о предотвращении саботажа. Связь с ВМФ »- ничего больше. Военное министерство не ответило. По общему признанию, это была серьезная оплошность, ответственность за которую взяли на себя старшие офицеры. Но в какой степени отсутствие ответа военного министерства оправдывает сохранение недостаточной готовности Гавайев к моменту нападения? По этому поводу я должен снова выступить как сторонний наблюдатель, поскольку в задачу военной разведки не входило проверять готовность или любое другое расположение сил Соединенных Штатов, и при этом я или кто-либо другой в военной разведке не видел загадочный отчет генерала Шорта.
Секретарь Стимсон говорит: «Мои инициалы показывают, что отчет пересек мой стол, и, несмотря на мой живой интерес к ситуации, он определенно не дал мне никаких указаний на то, что приказ о предупреждении вражеского нападения не был выполнен». Ибо генерал Шорт не сказал, что его предупредили о диверсии , только . Он не сказал, что рассматривает возможность немедленной войны как исключительно внутреннюю, а не внешнюю угрозу своему командованию, и не привел свои доводы. Меньше всего он подразумевал какой-либо запрос на подтверждение столь экстраординарного решения, как предупреждение, игнорирующее возможность нападения японских вооруженных сил.
Но неспособность Вашингтона понять ситуацию на Гавайях и исправить ее выходит за рамки инцидента с докладом генерала Шорта. До нападения прошло девять дней. Почему в те критические дни Вашингтон не знал, что Гавайи вышли из строя?
Ответ кроется в системе децентрализации командования, которая в течение многих лет преобладала в армии и на флоте. Генерал Маршалл говорил, что военное министерство — очень плохой командный пункт. Едва ли это вообще был один, если не считать высших общих директив.Что касается Гавайев, Панамы и Филиппин, военное министерство было отделением, которое распределяло их персонал, предоставляло их материалы и давало им общие директивы, в соответствии с которыми они действовали. В этом случае эти форпосты были независимыми командами.
Сообщение для G-2 от 27 ноября, процитированное выше, не было приказом. Редко начальник штаба отдавал приказы форпостам на Тихом океане. Тот факт, что «командная директива» от 27 ноября вышла из-под его имени, добавляла особого акцента, если таковая была необходима, этой важной депеши.
Когда пришла война, наша «магия» — нарушение японских кодексов — принесла огромные дивиденды. Это существенно помогло нам сконцентрировать те тонкие средства, с помощью которых мы выиграли битву за Мидуэй, поворотный момент в войне на Тихом океане. Мне всегда казалось, что нам очень повезло сохранить жизненно важный секрет «магии» внутри и без того довольно большой группы в Вашингтоне, и мы поступили мудро, жестко ограничив ее этой группой и филиппинскими командами, пока мы фактически не вступили в войну. Я хорошо помню день, когда пропала копия одного из «волшебных» сообщений.Секретарь сам попал в эту ссору, и я, наконец, прогнал сообщение, принадлежащее человеку, не уполномоченному на его хранение — в Белом доме!
После войны «магия» дала то, что многим казалось определенным указанием на то, что японцы планировали в Перл-Харборе. Эти указания были у нас до нападения. Почему же мы этого не предвидели? Вопрос зависит от выбора, сделанного задним числом. Если сначала прочитать конец хорошей детективной истории, а затем начать с самого начала и прочитать, легко выделить настоящие улики из тех, которые привели бы к другим выводам.Это не так просто, если брать подсказки, истинные и ложные, по мере их поступления. «Магия», перехваченная и переведенная нами за шесть месяцев до Перл-Харбора, если ее напечатать в книжной форме и шрифтом, превратится в несколько обычных томов. Не было недостатка в подсказках — обширное поле, из которого можно было выбрать после события те, которые, кажется, указывают на это событие и только на него.
Было много «волшебных» сообщений, показывающих интерес японцев к условиям, существующим на Гавайях, в основном с просьбами об информации, имеющей военное значение.Некоторые из них касались расположения якорных стоянок наших военных кораблей в Перл-Харборе, ограниченных участков этого района, их прибытия и отбытия и так далее. Эти сообщения представляли прежде всего военно-морской интерес, и ВМФ, очевидно, понимали, что они означают две вещи: во-первых, японские шпионы смотрят нам в глотку — плачевное состояние, которое армия и флот знали в течение тридцати или более лет; во-вторых, японцы планировали атаковать наш флот с воздуха или с подводных лодок, или и тем, и другим.
Но поскольку флот мог в конечном итоге стать для них сдерживающим фактором, было бы действительно странно, если бы они не планировали атаковать его, если бы могли.У нас самих были планы на непредвиденные обстоятельства, гораздо менее очевидные, чем это. Трудно поверить, что какой-либо высокопоставленный офицер армии или флота на Гавайях обнаружил бы это известие, если бы Вашингтон сообщил ему, что флот находится под непосредственным японским шпионажем и является предметом агрессивного планирования. В самом деле, морской офицер ответил бы, что флот не собирался встречать крупную атаку у своих причалов в Перл-Харборе!
Гавайское командование позже пожаловалось, что эта «магическая» информация не была передана им, несмотря на то, что они не отреагировали на авторитетные предупредительные приказы, посланные им, когда ситуация, как общеизвестно, была гораздо более критической.Для сравнения можно отметить, что генерал Макартур, имевший доступ к «магии», не мог позже идентифицировать более важные «магические» сообщения; он, очевидно, не предпринял никаких действий в отношении них, но предупредил свое командование о войне на предупредительном приказе Вашингтона.
Было два «волшебных» сообщения другого типа, которые впоследствии были сочтены указателями, если бы мы их так читали, на Перл-Харбор. Первым было послание от 22 ноября из Токио их послам в Вашингтоне, в котором говорилось: «После этого [29 ноября] все должно произойти автоматически.Другое послание от 30 ноября было из Токио для немцев, в котором сообщалось об опасности внезапной войны «из-за какого-нибудь столкновения оружия».
Заявление о том, что «все должно произойти автоматически» после 29 ноября, просто означало, что определенные предварительные передвижения сил и припасов, без которых операции в современной войне невозможны, в этот день будут безвозвратно совершены. Такие обязательства, например, были бы важны для наступления японцев на юг, которое тогда очевидно (и фактически) находилось в стадии подготовки.Дело в том, что у Японии был широкий выбор жертв; и рассматриваемое как ключ к разгадке атаки на Перл-Харбор, утверждение о том, что что-то произойдет автоматически где-то после 29-го числа, довольно неубедительно.
Что касается внезапного «столкновения оружия», то именно этого и боялись мы сами. Мы предостерегали тихоокеанское командование от совершения первого открытого действия в предупредительных приказах, разосланных за четыре дня до перехвата сообщения о «столкновении вооружений».
Это сообщение также является интересным примером выбора подсказки для подтверждения точки зрения, независимо от фона «магии» в целом.На самом деле произошло следующее: 26 ноября японские послы в Вашингтоне по радио в Токио мимоходом говорили о возможности британской и американской военной оккупации Нидерландской Ост-Индии. Токио оперативно поднял этот «очень важный вопрос» и 27-го числа перезвонил, чтобы узнать «об этом побольше». (Фактически, это обсуждалось в Вашингтоне, но не было одобрено.) 27-го и снова 28-го японские послы выразили по радио свою уверенность в том, что это может произойти.
Теперь, с учетом этого, прочтите (как и мы) все из того, что 30 ноября Токио сказал своему послу в Берлине сказать Гитлеру и Риббентропу: «Скажите им, что в последнее время Англия и Соединенные Штаты приняли провокационное отношение, оба они. Скажите, что они планируют перебросить вооруженные силы в различные места в Восточной Азии, и что нам неизбежно придется противостоять, также перемещая войска. Скажите им очень тайно, что существует крайняя опасность того, что война может внезапно разразиться между англосаксонскими народами и Японией из-за какого-то столкновения оружия, и добавить, что время начала этой войны может наступить быстрее, чем кто-либо может мечтать.
Спроектированная на фоне идеи американской оккупации голландских островов, которую, по-видимому, принял Токио, эта знаменитая подсказка приобретает совершенно иной оттенок. Конечно, трудно прочитать в нем предупреждение о столь преднамеренном нападении по инициативе Японии, которое, по сути, уже было совершено в открытом море.
«Магия» с тех пор была прочитана в свете того, что впоследствии произошло, как четкое указание на то, что Япония намеревалась вовлечь нас в свою войну с самого начала.Но это чтение также требует высокой степени избирательности в «Операции ретроспективы». «Мэджик» сказал, что японцы вытеснят нас из Китая — конечно, они это сделают, если и когда будут воевать с нами. Они уже неплохо начали это дело, без войны. «Мэджик» предупредил японских послов, чтобы они не прерывали переговоры и не вызывали у нас подозрений; все это было связано с любыми «автоматическими» военными приготовлениями, которые они хотели завершить, кем бы ни была их избранная жертва, прежде чем они покажут свою руку в Вашингтоне.
«Магия» часто говорила о «грани хаоса», «хаотических условиях» и «огромном кризисе», который последует за разрывом Вашингтонской конференции. Это часто объединяло нас, по крайней мере, в конце концов, с Великобританией в войне, которую они предвидели. Токио сказал Берлину, что мы классифицируем Японию с Германией и Италию (с которой мы не воевали) как враги. Однако все это было ничем иным, как мы сами хорошо знали — что мы не сможем долго сохранять нейтралитет, если война распространится на Дальний Восток.
Еще 15 ноября Номура предлагал Токио, что, если конференция сорвется и Япония будет придерживаться неограниченного курса, наиболее вероятными немедленными результатами будет разрыв дипломатических отношений с нами или, по крайней мере, частичный разрыв, подобный нашему. потом пришлось с Германией. И Токио не сказал ему «нет». Только незадолго до того, как Перл-Харбор применил «магию», этот богатый источник информации и дезинформации, с какой-либо ясностью указывало на намерение Японии втянуть нас в войну с самого начала.
Очевидным фактом является то, что предупреждения о войне, разосланные высшими военными властями за девять и более дней до Перл-Харбора, были гораздо более авторитетными и более определенными в отношении того, чего гавайское командование могло ожидать и чего от них ожидали, чем любая информация или интерпретации из «магии», которые могли прислать военная или военно-морская разведка. Полностью полагались на эффект, который должны были оказать эти предупреждения — и повсюду, кроме Гавайев. Но Токио, очевидно, верил, что невероятное может случиться, и Гавайи будут удивлены, а Вашингтон — нет.
Если за последние несколько дней перед нападением на Перл-Харбор было сказано и написано много, но мало пользы. Жребий был брошен. Тогда «Муза трагедии» хорошо владела сюжетом. Она проследила за тем, чтобы не произошло никаких обстоятельств, которые нарушили бы самоуспокоенность Гавайев или поколебали уверенность Вашингтона в полной боевой готовности Гавайев. Японский флот бесшумно плыл через это «пустое море», которое гавайские оборонные исследования обозначили как вероятный путь подхода. Движение было прикрыто эффективными дымовыми завесами — японские действия в Южно-Китайском море и банальные дела на Вашингтонской конференции.
Был ажиотаж по поводу знаменитой передачи «Восточный ветер», подразумевающей войну с нами или, по крайней мере, разрыв дипломатических отношений. Мы договорились, что Гавайи получат и поймут эту передачу, если она будет. Но никто ни там, ни в военном ведомстве никогда этого не получал. По всей видимости, его так и не отправили. Вместо этого японцы приказали сжечь определенные коды. Мы тоже.
Но сначала пришли «волшебные» сообщения о том, что они просто готовы сжечь свои коды. Думаю, мы не сразу приняли их за чистую монету, потому что они казались такими странными и ненужными.Мы перехватили один 15 ноября в разгар переговоров, которые еще далеко не зашли в тупик. Почему японцы должны беспокоиться о своих кодах 15 ноября, причем не только в Вашингтоне, но и в Мексике, Бразилии и Аргентине? Это было очень странно. Более позднее сообщение того же типа мы оценили просто как подтверждение уже отправленных нами предупреждений. Позже, 3 декабря, «магия» сообщила нам, что их посольство в Вашингтоне должно уничтожить большую часть их кодов, а не просто быть готовым к этому. Затем мы нарушили наши правила, и ВМС передали это по радио командованию Тихоокеанского региона, включая Гавайи.Мы полагались на обычную связь с ВМС, не желая в дальнейшем подвергать опасности «магию», отправляя два сообщения. В этом случае на Гавайях связь не сработала. Но на самом деле японцы сжигали там свои коды; Гавайи знали это, и вскоре мы узнали, что они это знали.
Последние двадцать четыре часа в Вашингтоне перед падением бомб стали предметом пристального внимания. Почему президент, имея перед собой большую часть окончательного ответа японцев, пришел к выводу, что речь идет о войне, а затем, после неудачной попытки дозвониться до адмирала Старка по телефону, тихо лег спать? Почему на следующее утро он был в уединении? Почему во время встречи в то воскресное утро государственные секретари, военный и военно-морской секретарь не предпринял никаких действий по ответу Японии? Почему они не посоветовались с президентом, или он за ними послал? Где все были, включая мое скромное «я»? Короче говоря, почему никто не устроил спасательную операцию в последний момент в хорошем западном стиле?
На снимке, несомненно, изображены люди, все еще работающие в рамках психологии мира.Еще раз процитируя госсекретаря Стимсона, они находились «под ужасающим давлением перед лицом глобальной войны, которая, по их мнению, была неизбежной. Тем не менее, за пределами своих офисов и почти по всей стране они были окружены духом изоляционизма и неверия в опасность, что теперь кажется невероятным ». Это были люди, которые думали, что сделали все возможное, чтобы подготовиться к надвигающейся войне, и не подозревали, что невинная девушка нуждается в спасении.
Было много дискуссий о том, кто видел «пилотные» сообщения и окончательный ответ на японском языке, состоящий из четырнадцати частей; когда они увидели их и что они с ними сделали.Более важным моментом является то, что нам говорили эти «волшебные» сообщения.
«Пилотные» сообщения из Токио информировали японских послов в Вашингтоне 6 декабря, что окончательный ответ из четырнадцати частей, вероятно, хотя и не обязательно, будет таким: получен ими на следующий день, 7 декабря; что он будет очень длинным; что будут следовать инструкции относительно точного времени его представления; и что перед тем, как представить его, послы должны «изложить его в аккуратно составленной форме, »Быть« очень осторожным, чтобы сохранить секретность »и« абсолютно уверен, что не прибегаем к помощи машинистки или любого другого человека! »
Японские методы часто вызывали любопытство — посмотрите на бизнес о сжигании кода и «Восточном ветре.Но поскольку из «пилотных» сообщений можно было сделать какие-либо логические выводы, они, похоже, указали понедельник, 8 декабря, как самую раннюю дату представления ответа японцев. Забавный рассказ о секретности и точном времени, казалось, был экстравагантной подготовкой к этой презентации в Вашингтоне по совпадению с официальным объявлением в Токио о разрыве переговоров. Именно это послы Японии рекомендовали Токио десять дней назад.
Иногда утверждали, что нужно было принять военное решение или принять меры по японскому ответу, состоящему из четырнадцати частей, когда «магия» дала его нам за пять или шесть часов до атаки.Но, хотя и сформулированный агрессивным языком, ответ был всего лишь тем, чего мы ожидали неделю или больше — разрыв переговоров — и об этом предупредили Гавайи и другие форпосты. Трудно понять, что военные могли с этим сделать. Это был вопрос международных отношений, а не вооруженных сил, уже предупрежденных о «враждебных действиях в любой момент».
Примечательно, что власти, ответственные за наши внешние отношения, президент и государственный секретарь, не усмотрели никаких полезных действий, которые можно было бы предпринять в то время.Президент, имея перед собой полный ответ, отметил только разрыв переговоров и не подал никаких признаков того, что он предвидит немедленные военные действия. Государственные секретари, военный и военно-морской флот, по-видимому, обсуждали почти до того, как японские авианосцы запустили свои самолеты, как лучше всего вовлечь Соединенные Штаты в войну!
Лишь в то воскресное утро «magic» сообщила нам, что японские послы должны были сжечь оставшиеся коды и представить ответ Токио госсекретарю по адресу 1.00 вечера. что время стало подозрительно важным. Потому что это был очень необычный и необычный час, воскресный день, когда иностранные послы должны были дать долгожданный ответ пожилому государственному секретарю. Мы тогда заподозрили, что японские военные действия в каком-то еще неизвестном месте могут совпасть с этим часом. Даже тогда начальник военно-морских операций воздержался от дальнейшего предупреждения, настолько он был уверен, что все силы были начеку, и согласился только на то, чтобы оно было передано военно-морским командованиям из вторых рук через сообщение генерала Маршалла.
Это сообщение было написано для предупрежденных команд. Начальник штаба понятия не имел, что общается ни с кем другим. Наша уверенность во всех предупреждениях Тихоокеанского региона была настолько полной, что мы настолько не сомневались в готовности Гавайев, что, когда сообщение покидало офис начальника штаба, его оперативный офицер в его присутствии сказал, что, если возникнет вопрос о приоритете, он сначала надо поехать на Филиппины!
По всей вероятности, получение сообщения не имело бы существенного значения на Гавайях.Не было бы достаточно времени, чтобы преодолеть разрыв, психологический и материальный, между статусом гавайских команд в то тихое воскресное утро и статусом эффективной боевой готовности.
В любом случае Муза, которая так последовательно доводила до конца трагедию, позаботилась о том, чтобы сообщение было доставлено всем адресатам, кроме Гавайев. Она не рисковала; но для нее это было напряженное утро. Она должна была следить за тем, чтобы операции против японской подводной лодки недалеко от Перл-Харбора, начавшиеся почти за четыре часа до атаки, не вызывали общей тревоги.Ее чуть не поймала пара вооруженных гаджетами солдат, которые сверхурочно следили за своими радарами и фактически видели и сообщали о приближающихся японских самолетах. Но она быстро превзошла этот трюк, вызвав лейтенанта, который сказал: «Забудьте об этом». Как греки оценили бы этот последний штрих неумолимой судьбы!
Более двух тысяч человек погибли в Перл-Харборе. Они умерли не зря. Их жертва во многом повлияла на большой счет, который принес нам окончательную победу. Но это не считалось днем, когда японцы застали их врасплох и ушли почти невредимыми.За это прямо отвечали гавайские команды. За этим лежала система, в рамках которой были организованы и действовали наши вооруженные силы — полное разделение армии и флота, отсутствие единоначалия и децентрализация внутри каждой службы. Эта система может подвергнуться критике после события, поскольку на Гавайях она не справилась со своей основной функцией: на плаву или на берегу она не вызвала реакции, ожидаемой высшими властями или требуемой кризисом.